И снова провал вниз, еще глубже, но этот новый отрезок пути совсем недолог, Настя снова вздрогнула, тьма в глазах сгустилась до какой‑то немыслимой концентрации, чтобы потом сверкнуть столь же потрясающе яркой вспышкой света.

Настя закричала, и кто‑то спокойно‑рассудочным голосом произносит в ответ:

– Девочка.

4

Морозова посмотрела вверх, прислушалась к нарастающему звуку и неодобрительно прокомментировала:

– С тех пор, как у ФСБ появился авиаотряд, они суют его во все дыры, лишь бы похвастаться...

– А если это не ФСБ? – Маятник поежился, как будто в гостинице резко похолодало. – А если это кто‑то другой?

– Ты все про своих призраков? Тогда это еще одна причина спуститься вниз. Ты идешь?

– Ты меня не дослушала, – раздраженно ответил Маятник. – Когда меня сюда загнали, я думал прикрыться заложниками, потребовать автобус и ехать в аэропорт. Мне собственная шкура важнее вот ее. – Он кивнул на Стригалеву. – Но, как видишь, я до сих пор торчу здесь. Потому что, еще когда мои люди в первый раз попытались войти к ней в номер, выскочил какой‑то псих и порезал их ножом. Вот эти трое на полу – это мои. Я выстрелил в этого психа. Дважды. Он упал и выглядел... Как бы это сказать? Он выглядел довольно мертвым. Когда мы попытались выйти отсюда, он был вполне жив и кинулся на меня. Знаешь, я испугался. Я испугался не этих секьюрити и не ментов, я испугался его. Потом мы поднялись сюда, и я хотел вести переговоры. Я хотел бросить эту девку и уехать из этой гребаной страны, как ты мне и советовала. Но мне позвонили. Не в номер, а на мобильный. Кто‑то, кто меня знает. И мне сказали: тронешь девку – умрешь. Попытаешься ее увезти из гостиницы – умрешь. И ты знаешь, сказано было убедительно. Я почему‑то сразу поверил.

– Но это звонил не тот псих?

– Нет, совсем другой голос. Вежливый, но... Сразу стало понятно, что я крепко влип. Крепче не бывает. Посмотрел еще на эту сучку... На ее цепь... Ты знаешь, она говорит, что уже месяц здесь сидит. Здорово, да? Короче, я влез в какое‑то дело, в которое я совсем не хотел влезать. И теперь мне очень хреново. Потому что я не знаю, как из этого выпутаться.

– Ты будешь смеяться, но я тоже не знаю.

– Чего‑чего, а смеяться меня совсем не тянет...

В этот момент в наушнике прорезался голос Лапшина:

– Эй вы там, наверху... У ФСБ тут нет вертолетов. Клянутся и божатся.

– Может, телевидение? Ну вдруг. Ну может быть, – предположила вслух Морозова. – Я надеюсь, что это телевидение. Я очень надеюсь, потому что, если это не ФСБ и не телевидение...

– Это за ней, – сказал Маятник, тыча пальцем вверх. – За ней. – Он кивнул на Лену Стригалеву. – Они сказали: сиди и жди, пока ее не заберут. Наш человек или наши люди, я уже не помню точно.

– А ты не мог бы сразу все рассказывать, а не порциями?! – возмутилась Морозова и скомандовала: – Все отсюда вниз, на пятый этаж! Все уходим, быстро!

– Оставим девку здесь! – сказал Маятник, которому команда Морозовой пришлась явно по душе, и ноги его уже потихоньку двигались в сторону лестницы. – Оставим им девку, я уже потерял интерес ко всему этому делу...

– А тебя кто спрашивает? – пожала плечами Морозова. – Лена, пошли.

– Мне не велели выходить из номера, – покачала головой Стригалева.

– Что, убьют тебя за это?

– Нет, не убьют. Им нельзя меня убивать.

Морозова вздохнула. Какое счастье, что у нее в пуговице микрофон, и вся эта ахинея пишется на жесткий диск, а потом будет представлена на Чердак, а там ее послушают и, безусловно, оправдают Морозову за все те глупости, которые она здесь натворит.