– Кроме, – согласилась Морозова. – Если ты хочешь говорить о ней отдельно, будем говорить.
– Это не я хочу... – сморщился Маятник.
– Призрак?
– Ты пока просто не понимаешь...
– Я постараюсь понять.
Морозова вывела администраторшу и уборщицу к лифту, сказала в пуговицу, чтобы Лапшин встретил заложниц, а сама вернулась к Стригалевой.
Морозова ждала всякого. Генеральская дочь могла воодушевиться тем, что других заложниц отпустили, а могла, наоборот, впасть в депрессию от того, что отпустили не ее.
Однако с Леной Стригалевой не случилось ни того, ни другого. Она вообще никак не отреагировала на случившееся. Морозова снова подумала о психологическом шоке, но тут кое‑что отвлекло ее от психологии.
– Жора, ты совсем озверел! – Морозова если и не вышла из себя, то подошла к этому редкому для себя состоянию. – Ты что, решил в Чикатило поиграть?!
– Чего ты орешь? – Замученное лицо Маятника мало походило на физиономию садиста и маньяка.
Морозова молча показала пальцем на ногу Стригалевой. На щиколотке висел металлический браслет с обрывком цепи.
– Ты стал сажать женщин на цепь?! И ты после этого надеешься, что я буду тебя спасать?!
– Я снял с нее эту цепь, – возразил Маятник. – Так что можете сказать мне спасибо за гуманизм.
– Лена, это правда?
– Правда, – безразлично произнесла Стригалева.
– Лена, а кто вам прицепил эту штуку?
– Я не знаю.
– Как это?
– Я не знаю этого человека. Он все время следил за мной здесь, в гостинице. Сначала просто следил, а потом...
– А то, что у вас под глазом – это?..
– Этот человек, он запретил мне разговаривать с другими людьми. А я вчера разговаривала с одной девушкой, мы случайно познакомились... Он узнал и в наказание посадил меня на цепь, чтобы я не могла выйти из номера. Это сегодня утром было. Ну и врезал вдобавок. Кстати, вот он. – Лена кивнула на Маятника. – Он тоже мне врезал.
Морозова вспомнила сведения из досье Генерала – там говорилось, что его дочь учится в немецком бизнес‑колледже и подает большие надежды. Не было ничего более далекого от этого образа, чем апатичное создание в пижамных штанах на кровати провинциальной гостиницы. С синяком под глазом и кандалами на ноге. Рассказы Маятника о том, что эта девушка пыталась организовать его убийство, теперь тоже звучали как‑то сомнительно. Для таких дел нужны решимость, храбрость и еще бог знает что. Если они когда‑то и были у Лены Стригалевой, то потом все эти качества куда‑то исчезли, словно были унесены осенним ветром. Словно были съедены, как металл ржавчиной, – съедены усталостью, долгим ожиданием, обманутыми надеждами...
– А что это за звук такой странный? – вдруг спросила Лена.
Морозова посмотрела наверх.
3
Настя закрыла глаза, и кабина лифта снова проваливается. Еще глубже. Невероятно глубоко – кажется, что дальше и некуда проваливаться, уже должно произойти столкновение с дном. Но этого не происходит.
Кабина дергается, застревает, соскальзывает ниже, еще, еще...
И дальше она идет медленно и плавно...
Настя открыла глаза и увидела перед собой двух совершенно незнакомых ей людей. Это мужчина и женщина. Они разговаривали друг с другом и, казалось бы, не обращали внимания на Настю. Это, должно быть, очень важный разговор – женщина держала мужчину за руку, и ее пальцы были неспокойны, они все время постукивали по запястью мужчины. Настя почему‑то не понимает смысла слов, которые произносят эти двое, она лишь видела, что женщина кивает словам мужчины, и выражение ее взгляда можно назвать как доверие и надежда. |