Но к этим сверкающим туфлям, отутюженным серым брюкам и идеально белой рубашке, с двумя вертикальными полосами подтяжек, прилагалось бледное напряженное лицо, не шедшее ни в какое сравнение с благодушным Генералом из элитного подмосковного санатория.
– Мы все уладим, – сказал Генерал. – Ты же понимаешь. Женя.
– Я... – сказал Мезенцев. – Я не могу.
– Ты можешь, – знакомым ободряющим тоном произнес Генерал. – Ну!
Он уже пришел в себя, в голосе его появились металлические нотки, и Мезенцев знал, что за этим последует. Генерал попробует отобрать у него оружие. Но у него ничего не получится. И Мезенцев в этом не виноват. Просто все так сложилось.
Впервые за все свои путевки Мезенцев держал палец на спуске и не чувствовал азарта или восторга. На этот раз он должен был просто нажать на курок.
Генерал этого еще не понял, он попытался улыбнуться и шагнул вперед, держа руки почему‑то за спиной. Мезенцев посмотрел в зеркало, чтобы увидеть руки Генерала, но вместо этого увидел там нечто совершенно иное и неожиданное.
В зеркале он увидел у себя за спиной Ингу. Она была все в том же белом брючном костюме, на плече у нее висела все та же сумочка. И сейчас Инга из этой сумочки вытаскивала пистолет. Ее лицо было сосредоточенным и решительным.
У Мезенцева оставалась секунда. И в эту секунду внутри его головы со сверхзвуковой скоростью покатилось колесо, каждая спица которого рождала картину или фразу из прошлого:
Хлипкий деревянный мост, на нем избитая до полусмерти женщина, она с кровью сплевывает обломки зубов...
Генерал, лихо прыгающий по изумрудной лужайке, – «мой ангел свое дело знает»...
«Угадай, кто есть кто... Это же Ленка, дочь моя, ей девятнадцать...»
«Этот климат не очень хорош для работы, так что и вы тоже отдыхайте, просто отдыхайте...» – и холодный воздушный поцелуй...
«Женя, брось пистолет. Женя».
Я не хотел.
Мезенцев выстрелил в Ингу, и в следующую секунду Генерал сбил его с ног.
Глава 15
Звуки
1
На пятый день своего пребывания в Волчанске Бондарев понял, насколько прав был Директор. Нельзя было просто так упускать Малика на тот свет, нельзя было давать ему возможность обреченно‑уверенного жеста – ствол «Калашникова» под подбородок и вперед, в темно‑зеленые сады вечности, где нет ни солнца, ни мороза, где черноокие гурии встретят праведника... Большой вопрос, был ли Малик праведником, но это было уже не в компетенции Бондарева или даже Директора.
Нет, безусловно, надо было продлить земную жизнь Малика и побеседовать с ним более подробно. Ведь память человеческая – странная вещь, и даже если самому Малику в те последние минуты казалось, что больше он ничего не помнит про январские события девяносто второго года, то в другое время и в другой обстановке это могло оказаться не совсем верным. И вдруг всплыли бы какие‑то детали, любые детали, которые облегчили бы нынешние мучения Бондарева.
Это были именно мучения, потому что забираться в бумажные дебри и блуждать там, постепенно теряя надежду на благополучный исход, было хуже, чем ползать по иракской пустыне в окрестностях Басры. Там хоть была конкретная нефтяная труба, которую надо было взорвать, а здесь не было и намека на что‑то конкретное. Бондарев с ностальгией вспоминал историю, когда ему понадобилась информация о тамбовском бандите, перебравшемся на ПМЖ в Штаты. Он просто сказал об этом Директору, тот позвонил на соответствующий этаж Конторы, и оттуда в течение полутора часов были взломаны серверы полицейского управления Чикаго, а также местного отделения ФБР. Все имевшиеся данные по внутренней сети перетекли на компьютер Бондарева, и тот узнал про свой объект даже больше, чем хотел. |