Архивы волчанского ГУВД были надежно защищены от такого несанкционированного вторжения. Вторгаться было некуда. Даже если у вас имелась санкция, найти нужные бумаги было весьма затруднительно, поскольку какая‑то система в размещении папок на стеллажах отсутствовала полностью. Как пояснил мрачный майор, лет пять назад все было расставлено в хронологическом порядке, но потом пришла телефонограмма о новых стандартах ведения архивного делопроизводства. Ее взялись рьяно исполнять, поскольку ждали приезда комиссии из министерства, но комиссия так и не приехала, поэтому исполнение шифрограммы быстро заглохло. Примерно треть архива оказалась расставленной согласно новым правилам, две трети – согласно старым. Вновь поступающие дела сваливались куда попало, и вскоре секрет местонахождения разделительной линии между старым и новым сектором был утерян навсегда.

Бондарев поинтересовался у майора, почему бы ему железной рукой не навести здесь порядок, но майор презрительно усмехнулся и ответил в том смысле, что раз они меня – в архив (это прозвучало как «в ссылку»), то я им – ни единого лишнего шевеления пальцем.

– Тем более, – сказал майор, возникнув в очередной раз из‑за стеллажей, весь в облаках бумажной пыли, – что у них каждый год новые стандарты. Вы же взрослый человек, небось в армии служили, должны знать золотое правило несения службы – получив приказ, не спеши его выполнять, выдержи паузу. Потому что следующим приказом предыдущий могут отменить.

От этой народной мудрости Бондареву легче не стало. Во время перекура он даже прогнал в голове план по реформированию волчанского архива: через Директора организовать неожиданную спонсорскую помощь волчанскому УВД: благотворительный фонд имени Кого‑то выделяет милиционерам целевой грант на компьютеризацию всего архива. Потом Бондарев прямо из Москвы залезает туда и отыскивает все необходимое. Так могло получиться даже быстрее, чем нынешнее, опасное для здоровья просиживание штанов в окружении трехметровых стеллажей с папками.

К концу пятого дня Бондарева охватило тихое отчаяние. Он делал все, что мог, но у него ничего не получалось. Точнее, все его достижения ни на шаг не приблизили его к Марине Великановой, живой или мертвой. Одиннадцать тезок проживали в Волчанске в девяносто втором году. Трое, как выяснил Белов в первые же дни, не имели отношения к истории Малика. Смерти еще троих были зафиксированы в ЗАГСе, одна из них датировалась январем девяносто второго года и классифицировалась как несчастный случай. Обстоятельства этого несчастного случая Бондарев тщетно пытался отыскать в архиве, но вместо этого обнаружил еще одну, не значившуюся в ЗАГСе, покойную Великанову из своего списка – две тысячи второй год, убита мужем в ходе пьяной ссоры. Бондарев выписал адрес, но сильно сомневался, найдется ли теперь по этому адресу кто‑то, способный прояснить обстоятельства жизни убитой.

Итак, к концу пятого дня он находился примерно в той же точке поиска, что в момент прибытия поезда на городской вокзал. То есть в самом его начале.

В гостинице его ждало еще одно развлечение – кипа отксерокопированных бумаг из отдела образования. Дворников свою работу сделал быстро и просил обращаться еще. Бондарев насторожился было такой прытью, но потом вспомнил слова Дюка. Тот объяснял, почему он решил завербовать Дворникова:

– Когда я ему только еще намекнул – у него глаза загорелись. Ему это нравится, честное слово. Он от этого кайф ловит.

Если учесть, что Дворников также ловил кайф от общепитовских пельменей, то пристрастия бизнесмена с дворянскими корнями выглядели странновато. Но раз эта кошка ловила мышей, то ее причуды не имели значения.

Досидев до восьми вечера, Бондарев вытащил свое усталое тело из‑за стола и попрощался с майором, который, казалось, при движениях скрипел в той же тональности, что и стеллажи. В течение дня майор пропадал где‑то в глубине архива и появлялся лишь затем, чтобы предложить Бондареву перекурить или же в очередной раз произнести сакраментальное: «Гори оно все здесь синим пламенем».