Аннемари спросила:

– Ты думаешь, что это польская преступная группа?

– Нет. Это они просто меня проверяют,

– Но если эти люди заговорят с тобой по‑польски?

– Бели они заговорят с ним по‑польски, – заметил де Грааф, – то он им по‑польски и ответит. Лейтенант бегло говорит на этом языке. Питер, твой друг из Утрехта, конечно, это знает.

Аннемари сказала:

– Но... но тебя же узнают. В этом гетто тебя все знают. Я хочу сказать, что все знают, кто ты такой.

– Вовсе нет. Конечно, если бы я явился туда как лейтенант ван Эффен, то чувствовал бы себя не очень хорошо. Я буду действовать в лучших традициях сыска – я буду переодет и загримирован. Я надену на себя килограммов двадцать – у меня есть костюм и рубашка, которые прекрасно скроют лишний вес. Я сделаю свои щеки более плоскими, немного подкрашу волосы и усы. У меня будет зловещий шрам и чёрная перчатка на левой руке. Перчатка призвана скрыть жуткие шрамы от ожогов, которые я получил, когда гасил пожар на буровой в Саудовской Аравии или где‑то еще. Просто удивительно, как много дает простая черная перчатка. Она служит людям для идентификации личности. Если вы без перчатки – это уже не вы. И не зовите район обитания кракеров «гетто» – вы обижаете порядочных евреев.

– Я не собиралась...

– Я знаю. Извини. Позвони Генри, скажи ему, что все в порядке. Попроси его подождать пару минут и потом кивнуть Васко.

Девушка позвонила, поговорила, повесила трубку.

– Кажется, все в порядке. Несколько минут. – Она посмотрела на ван Эффена. – Теперь ты знаешь все нужные тебе подробности. Зачем Васко должен тебе звонить?

– Зачем Васко звонить? – терпеливо переспросил ван Эффен. – Каждый вечер Васко возвращается в пустой многоквартирный дом, который кракеры захватили как сквотеры. С тех пор как он встретился с членом совета, то есть со вчерашнего вечера, Васко находится под наблюдением. Ему лучше считать, что до встречи в «Охотничьем роге» он останется под наблюдением. Как же ему со мной связаться, чтобы организовать мою встречу с этими людьми? С помощью телепатии?

Де Грааф прочистил горло и посмотрел на Аннемари.

– Вы должны простить лейтенанту его старомодную галантность. Так вы сейчас возвращаетесь в это ужасное место?

– Очень скоро.

– И вы там ночуете?

Девушка шутливо пожала плечами.

– Моя верность полиции имеет свои пределы, сэр. Нет, я там не сплю.

– И братьев‑крекеров это не удивляет?

– Вовсе нет, сэр. У меня есть друг, джентльмен, который каждый вечер приезжает за мной. Кракеры понимают такие вещи.

– И утром вы возвращаетесь?

– Да, сэр, – она прикрыла рукою рот, чтобы скрыть улыбку, но де Грааф ее видел.

– Вас это забавляет, юная леди? – голос его стал более прохладным.

– Да, сэр. Меня немного забавляет выражение неодобрения и разочарования на вашем лице. Мой друг – очень галантный джентльмен. Особенно если учесть, что он женат.

– Ну, конечно! – Де Граафа это все совсем не позабавило.

– Он отвозит меня в дом своих родственников, оставляет меня там и возвращается за мной утром. Он оттого так галантен, что влюблен в свою жену. Его родственница – леди. Она его кузина.

– Как всегда, шеф полиции осведомлен обо всем очень поверхностно. – Чувствовалось, что полковник испытал облегчение. – Питер, ты, конечно, проверишь эту кузину?

– Нет, сэр, – выразительно произнес ван Эффен.