|
– Теперь понял. Я не буду злоупотреблять своим преимуществом. Должен сказать, мистер Данилов, что вы сами больше похожи на нанимателя.
И действительно, у ван Эффена был вид процветающего человека. И к тому же довольно дружелюбного.
– Я не ошибусь, предположив, что вы носите оружие?
– В отличие от вас, мистер Ангелли, я не привык, чтобы обо мне заботились дорогие портные.
– Оружие заставляет меня нервничать. – В обезоруживающей улыбке Ангелли не было ни малейших следов нервозности.
– Оружие заставляет нервничать и меня. Вот почему я его ношу – на случай, если мне встретится человек, который тоже его носит. – Ван Эффен улыбнулся, достал «беретту» из кобуры на плече, вытащил магазин, протянул его Ангелли и положил пистолет на место.
– Помогло ли это вашим нервам? Ангелли улыбнулся.
– Как рукой сняло.
– А напрасно.
Ван Эффен сунул руку под стол и вытащил крошечный автоматический пистолет.
– "Лилипут" – во многих отношениях игрушка, хотя и смертельная в руках того, кто хорошо стреляет с двадцати футов.
Он вынул магазин, протянул его Ангелли и положил пистолет на место.
– Это все. Три пистолета – это уже слишком.
– Не сомневаюсь. – Исчезнувшая на миг улыбка Ангелли снова засияла.
Он подтолкнул оба магазина к ван Эффену.
– Не думаю, что нам сегодня понадобится оружие.
– Конечно. Но кое‑что другое нам бы не помешало. – Ван Эффен опустил магазины в боковой карман. – Мне всегда казалось, что разговоры...
– Мне пиво, – сказал Ангелли. – Хельмуту тоже.
– Четыре пива, – подытожил ван Эффен. – Васко, не будешь ли ты так любезен...
Васко встал и вышел из кабинки. Ангелли спросил:
– Вы давно знаете Васко? Ван Эффен задумался.
– Уместный вопрос. Два месяца. А почему вы спрашиваете?
Лейтенанту хотелось звать, задавали ли они тот же вопрос Васко.
– Так, праздное любопытство.
Ван Эффен подумал, что Ангелли не тот человек, который будет задавать вопросы из праздного любопытства.
– Стефан Данилов – это ваше настоящее имя?
– Конечно, нет. Но под этим именем меня знают в Амстердаме.
– Но вы действительно поляк? – сухо и деловито спросил старший мужчина.
Его голос вполне соответствовал его внешности умеренно преуспевающего юриста или бухгалтера. Говорил он по‑польски.
– За мои грехи! – Ван Эффен поднял брови. – Это вам, конечно, Васко сказал?
– Да. Где вы родились?
– В Радоме.
– Я знаю этот город, хотя и не очень хорошо. Довольно провинциальный городишко, как мне кажется.
– Я тоже так слышал.
– Вы слышали? Но вы же там жили?
– Четыре года. А в четыре года любой провинциальный город кажется центром вселенной. Мой отец, печатник, уехал оттуда в поисках работы.
– Куда?
– В Варшаву.
– Ага!
– Агакайте себе! – раздраженно сказал ван Эффен. – Вы так говорите, словно вы знаете Варшаву и пытаетесь проверить, знаю ли ее я. Почему, я не могу понять. Вы, часом, не юрист, мистер – не знаю, как вас зовут?
– Падеревский. Я юрист.
– Падеревский. Имя, конечно, вымышленное. Могли бы придумать что‑нибудь и получше. Я прав, не так ли? Юрист! Не хотел бы я, чтобы вам довелось меня защищать. Следователь из вас никудышный.
Ангелли улыбался. А Падеревский нет. Он поджал губы. |