Оно, как и большинство абердинских домов, построено из серого гранита, благодаря чему производит весьма солидное впечатление. Особенно же выигрышно здание выглядит после сильного дождя, когда поверхность стен «сверкает, будто присыпанная алмазной пылью» (снимаю шляпу перед шотландским писателем, которому пришло в голову это чудное сравнение — вечная ему благодарность!).
Попасть внутрь можно лишь по приглашению, подписанному самим лордом-провостом и заверенному ректором университета и главным констеблем. Прежде всего необходимо преодолеть длинную лестницу с массивными ступенями. Наверху возле вращающихся дверей поджидает огромный швейцар, который придирчиво изучает ваши документы, а затем спрашивает тоном бывшего армейского сержанта:
— В какой отдел — внутренний или экспортный?
— Внутренний.
— Тогда поднимитесь на втор-рой этаж и свер-р-рните направо!
На указанном этаже гранит уступает место мрамору. Здесь тянутся длинные коридоры. Вы сворачиваете, как и было велено, направо и идете мимо бесконечных дверей. По дороге читаете таблички на них: на одних написано «Посторонним вход воспрещен», на других значатся фамилии — «Профессор Макдугал», «Профессор Фрэнк П. Хикинг», «Профессор Эпштейн», «Профессор Ченг». Наконец вы добираетесь до комнаты, которая напоминает одновременно редакцию американской газеты и сортировочную главного почтового управления. Здесь повсюду расставлены маленькие столы, за ними восседают не меньше сотни человек. В центре комнаты находится большой подковообразный стол. Здесь тоже сидят люди, они что-то лихорадочно пишут. Время от времени кто-то из сотрудников, сидящих за маленькими столами, поднимается и подходит к расставленным вдоль стен книжным стеллажам. Заглянув в один из многочисленных томов, человек задумчиво возвращается на свое рабочее место.
В помещение постоянно заглядывают курьеры в одинаковой униформе. Они появляются с пустыми плетеными корзинами и сразу же направляются к человеку, который сидит во главе подковообразного стола. Тот быстро раскладывает по корзинкам аккуратно сложенные листовки с машинописным текстом, и молодые люди уносят их в застеленную ковром приемную. Здесь сидит старший начальник (он главнее даже того, кто во главе «подковы»). Начальник жадно просматривает и сортирует доставленные записи: какие-то сразу же уничтожает, остальные штемпелюет при помощи резиновой печати и бросает обратно в корзинки. Свои действия он сопровождает отрывистой командой:
— В сортировочную!
И курьеры бросаются исполнять его приказ. Все организовано очень четко и эффективно: здесь царит тишина — как в Британском музее, и целесообразность — как в Банке Англии. Лишь иногда рабочая атмосфера нарушается взрывом неконтролируемого смеха, и надо сказать, это всегда крайне смущает случайных посетителей! Однако сами сотрудники не выражают удивления и продолжают заниматься своими делами как ни в чем не бывало. Люди за центральным столом все так же увлеченно пишут; те, что сидят за маленькими столиками, лишь морщатся, но не прерывают своей работы. Молодой человек в углу комнаты никак не может справиться с охватившим его весельем. Отшвырнув прочь ручку, он вскакивает с места и громко восклицает:
— Ага, нашел! Что ты скажешь об этом?
Но, похоже, его находка не вызывает энтузиазма у соседей.
— Отстань от меня! — ворчит тот, к которому обращался весельчак.
— Но послушай…
— Я же сказал, помолчи! Не желаю слушать твой старый избитый анекдот!
Ужасная бледность разливается по лицу смеявшегося.
— И вовсе не старый, — мрачно возражает он, но в голосе его чувствуется предательская нерешительность. — Это новая шутка.
— Не отвлекай меня! Пойди и спроси профессора. |