– Это, сударь ты мой, древняя церковь, аж семнадцатый век! Видишь, на яичных желтках кладка, пережила и Ивана Грозного, и Смутное время, а перед фугасками сплоховала. Добили. Надо, понимаешь, все раскопать, подсобрать, описать – работы полно!

– Хорош парня заговаривать, – вмешался Гога, откладывая свою строганину, – Сашок, раки небось готовы.

Принялись пировать, запивая харч богов квасом. При этом Василий продолжал разговоры, умудряясь одновременно и жевать, и раздавать ценные указания товарищам, и щедро делиться историями из жизни – своей и различных исторических персонажей. Потом вдруг ни с того ни с сего спросил, где тут кино и танцы.

Выслушав ответ, пробормотал:

– Далековато, – и снова пустился в разговоры.

Сашу интересовали магазины и цистерны с пивом. Он тоже пожалел, что далеко, не набегаешься и гонца не пошлешь.

Гога сделал вид, что вежливо приподнимает задницу:

– Начальство.

Колька глянул в сторону кладбищенской аллеи. По ней с беспечным видом, посвистывая – шляпа набекрень, – шагал профессор Князев.

Кольку он узнал, сердечно поприветствовал, поинтересовался, какими судьбами.

– Рыбалка, – мечтательно протянул профессор, – это что-то из прекрасного далекого детства. Это вы со своего острова в таком неформальном виде? Не мерзнете?

– Не.

Профессор кивнул, извинился и, подозвав Гогу, отошел с ним в сторону. Было видно, как они совещаются: Князев указывает на точки, потом, наломав палочек, принялся втыкать их в землю в каком-то порядке, Гога, серьезно глядя на эти вешки, кивал. Потом к ним присоединился Саша, излагая какие-то свои соображения, чертя что-то на траве носком сандалии.

Раки закончились, котелок Василий тщательно вымыл, Колька принялся раскланиваться.

Его окликнул профессор:

– Николай! Тут народ волнуется: до магазина далеко.

– Не близко, – согласился Колька.

– Нет ли у вас каких-нибудь надежных ребят на подручные работы? Кормить обещаем, кое-что и заплатить можем.

Он пообещал выяснить и отбыл обратно на остров.

Услышав о предложении археологов, Яшка немедленно руками замахал:

– Ни-ни! Ни за какие пироги! Щас прямо… ты уж совсем!

Пельмень молчал и возмущался, но не так активно. Было видно, что ему тоже не улыбается возвращаться на то место, но при этом он соображает, где они будут ночевать, оставшись без пожитков и без сапог.

Колька пожал плечами, мол, была бы честь предложена.

– Хотите – сидите тут. Оставлю вам спички, плащ-палатку, недоеденные продукты, котелок, хотите – удочкой пожертвую. Робинзонствуйте.

– А плот?

Колька почесал в затылке: на острове было негусто с толстыми стволами.

– Ну давайте один сплавает со мной, сделаем плот там, на нем он и вернется.

– Давай, – вызвался Пельмень.

– Э нет, – возмутился Анчутка, – я один не останусь.

– Тогда со мной поплыли.

– Нет. Боюсь.

– Слушайте, мне завтра с утра в шарагу, рожайте скорее.

Пельмень решительно заявил:

– Погнали, нечего сопли жевать. Когти рвануть всегда успеем.

33

Конечно, не так он собирался возвращаться домой, но что поделать, коли золотой лещ ушел. Улов и так неплохой, видно, что не баклуши бил.

Чинно раскланиваясь со знакомыми, Колька следовал к дому, и мысли в его голове текли спокойные и солидные.