Стрелок довольно рассмеялся:
– Так так. Пой, крошка! Тебе полезно попрактиковаться.
Он толкнул меня через открытую дверь черного хода в коридор, закрыл дверь и запер ее на ключ. Комната выглядела как и прежде – огни сияли, по
радио передавали какую то веселую танцевальную музыку, огни мерцали и переливались на полировке. Я вспомнила, как счастлива была в этой комнате
всего несколько часов назад. О своих размышлениях в этом кресле – отчасти приятных, отчасти печальных, какими мелкими выглядели теперь мои
детские печали. Как глупо было думать о разбитых сердцах и о ушедшей юности, когда из за угла на меня выскочили из темноты эти головорезы.
Кинотеатр в Виндзоре? Да это была просто небольшая интермедия, почти фарс. Цюрих? Там было как в раю. В том мире мало кто знает о настоящих
джунглях и населяющих их чудовищах. Хотя они всегда рядом. Делаешь неверный шаг, разыгрываешь не ту карту – и попадаешь в них. А там уж ты
пропал, потому что мира этого не знаешь и не владеешь ни оружием ни знаниями для борьбы с ними. И у тебя нет компаса, чтобы выбраться из него.
Человек, которого называли Страхом, неподвижно стоял в центре комнаты, в расслабленной позе, опустив руки вдоль тела и бесстрастно разглядывал
меня. Затем поднял правую руку и согнул палец. Мои озябшие, покрытые синяками ноги стали непроизвольно переступать – двинулась в его сторону.
Когда до него оставалось всего несколько шагов, я вышла наконец из транса и вдруг вспомнила о ломике. Я потянулась рукой к промокшему поясу брюк
и нащупала конец ломика. Будет трудно вытащить его, взявшись за рукоятку. Я остановилась перед Страхом. Он продолжал смотреть мне в глаза, и
вдруг его правая рука как атакующая змея вылетела вперед и ударила меня по правой, а затем по левой щеке. У меня из глаз потекли слезы, но я
опять вспомнила о ломике и «нырнула», делая вид, что стараюсь увернуться от следующего удара. Одновременно, пользуясь моментом, я правой рукой
нащупала ломик и, выпрямившись, бросилась на обидчика, стараясь нанести ему самый страшный, какой только могла, удар по голове. Удар достиг
цели, но оказался скользящим, в то же время кто то сзади схватил меня за руки и оттащил в сторону.
Из раны над виском на сером лице струилась кровь. Я смотрела и видела, как кровь стекала к подбородку. Но выражение лица не изменилось. По лицу
не было видно, что ему больно. Только где то в глубине черных глаз промелькнула красная искорка. Он сделал шаг в мою сторону. Рука у меня
разжалась и ломик со стуком упал на пол. Это случилось непроизвольно – ребенок уронил оружие. Все! Сдаюсь! Мир!
А потом медленно, словно лаская, он начал бить меня, сначала ладонью, потом кулаком, выбирая места для удара с утонченной эротической
жестокостью. Сначала я качнулась, затем согнулась пополам и отлетела в сторону. Потом начала визжать, серое лицо с подтеками крови и черными
дырами вместо глаз смотрело на меня, а руки продолжали молотить и молотить.
В себя я пришла в душе своего коттеджа. Я лежала обнаженной на кафеле пола. Изорванные, грязные остатки моей красивой одежды валялись рядом.
Стрелок стоял, прислонившись к стене, держа руку на кране с холодной водой и посасывая деревянную зубочистку. Вместо глаз у него были блестящие
щелки. Он выключил воду и я кое как встала на колени. Я знала, что сейчас меня начнет тошнить. Это меня не волновало. Я стала прирученным,
скулящим зверьком, готовым умереть. Меня начало рвать.
Стрелок рассмеялся. Он нагнулся и похлопал меня по заднице: – Давай, крошка. После битья всех первым делом рвет. Потом почисть себя хорошенько,
надень красивое новое платье и приходи к нам. |