– Мало ему фашистских колотушек! – укоризненно восклицала мать. – Надо было бы еще добавить ему плена.

Из этого Борька заключил, что отец, военный моряк, во время войны каким то образом попал в плен. Плен в глазах всех ребятишек был самым позорным делом. Играя в «войну», все предпочитали «погибнуть», но не сдаваться в «плен». Большинству сверстников повезло больше, их отцы погибли в бою, и они ничего о них не скрывали. Борька же о своем отце предпочитал отмалчиваться.

Но если честно признаться, то он особенно то не страдал от отсутствия в доме отца, потому что не представлял, что это такое и с чем его едят. Дружки, у которых отцы вернулись с войны, рассказывали, что отцы постоянно наказывают их солдатскими ремнями. Борька же изредка получал от матери подзатыльники. Поди, сравни женскую руку с гибким ремнем! На фига вообще нужны эти отцы?

Он хорошо помнил, как неуютно себя ощущал тогда в апреле 1946 го. Ему исполнилось четыре с хвостиком года, когда в погожий апрельский день настежь растворилась калитка и во дворе появился высокий, слегка сутулый мужчина в выцветшей солдатской гимнастерке без всяких отличий и погон. Не успел Борька даже и опомниться, как мужчина подхватил его на руки и подбросил чуть ли не выше сливы. И так повторилось несколько раз: вниз – вверх, вниз – вверх.

Эта бесцеремонность ему сразу пришлась не по душе. Так с ним обращалась только строптивая коза Кирка. Ему запомнились родинка на левой щеке, поросшая волосами, жесткая щетина и запах спиртного изо рта отца. Никаких родственных чувств к этому человеку он, естественно, не испытывал. Несмотря на уговоры и приказы матери, он так и ни разу не назвал отца «папой».

Пенелопа дождалась наконец своего Одиссея, но малолетний Телемах его никак не понял. Впрочем, странствия Одиссея на этом не кончились. Его почему то отпустили на несколько дней на свидание с женой и сыном, после чего ему предстояло еще пройти унизительную ссылку в дальневосточную страну ГУЛАГ, после которой он уже никогда не вернется в родную Итаку. Но об этом Борька узнает слишком поздно.

Отец ходил с ним гулять на речку, постоянно что то спрашивал, сажал к себе на шею, придумывал какие то игры, шутил и смеялся, а Борька, после нескольких подбросов в воздух коснувшись земли ногами, насупился и, словно набрав в рот воды, хранил молчание, сопел носом, кряхтел и никак не мог справиться с чувством неловкости и какой то искусственности. Он с облегчением вздохнул только тогда, когда отец наконец то опять куда то уехал. Мать стала говорить, что скоро они поедут к нему в Москву, но, слава Богу, никуда не уехали. Борьке нравилась его деревня и уезжать из нее он никуда не собирался.

Но потом, когда он научился читать и буквально проглатывая приносимые матерью из районной библиотеки книжки, он резко изменил свое отношение к селу, поняв, какой огромный мир скрывается по ту сторону Красивой Мечи, за тем колком на горизонте, за которым исчезали по воскресеньям жители села, отправляясь в Лебедянь на базар. Ему грезились теперь далекие экзотические страны, редкие животные, которых он видел только на картинке или рисовал в своем воображении. Он непременно должен вырваться из этого тесного и душного деревенского мирка и увидеть мир – огромный, таинственный, неизведанный мир! Он даже придумал, каким способом реализовать свою мечту: надо непременно стать моряком.

Прочитав повесть Ликстанова «Приключения юнги», он буквально заболел военно морским флотом и стал читать все, что можно было достать по этому поводу в лебедянской библиотеке. Рисовальные блокноты, которые приносила ему мать из школы, Борька изрисовывал линкорами, крейсерами, эсминцами и тральщиками, а голова его была забита кабельтовыми, траверсами и бейдевиндами. А когда соседский Колька Зайцев приехал на побывку со службы из Балтийского флота, то он вообще чуть не умер от зависти.