– Ах, вы тут с ума посходили по всем этим графьям и королям . Мы в свое время любили Утесова, Шульженко… Впрочем, мне очень нравится Нэт Кинг Коул, особенно его очаровательная «Мона Лиза».

Профессорша явно желала показать, что идет в ногу со временем и знает, чем увлекается вверенная ей в обучение студенческая поросль.

Соколов тут же стал наигрывать мелодию, а Лебедев с готовностью подхватил слова песни. Профессорша пошепталась с минутку с Питером и торжественно объявила:

– Ну, я не буду вам мешать, мальчики! – Девицу в мини юбке она явно игнорировала. – Мне нужно еще прочитать парочку диссертаций перед сном, а вы тут веселитесь на здоровье.

Мадам Лебедева чинно удалилась. Соколов тут же прекратил играть и вместе с Лебедевым подошел к Борису:

– Хозяйка борделя поприветствовала гостей и удалилась в свои покои, – громко прокомментировал он ее уход со сцены. Борис не знал, как реагировать на такое циничное замечание, сделанное к тому же в присутствии ближайшего родственника. Родственник разразился громким смехом и добавил:

– Вечно она лезет туда, куда ее не просят!

В это время раздался звонок в прихожей. Лебедев пошел открывать и через пару минут привел с собой двух девушек. Обе брюнетки, не худые, пышущие здоровьем и то ли армянской, то ли еврейской красотой.

– Знакомьтесь: это Джульетта, а это…

– …Бэлла, – помогла хозяину сама девушка.

Соколов тут же увел Джульетту в угол и стал наседать на нее с вопросами относительно причин ее опоздания. Он весь вечер не отпускал ее от себя, и очень нервничал, когда Лебедев, явно не равнодушный к ней, приглашал ее танцевать. Владимир вообще всем свои видом показывал свое пренебрежительное отношение к Валерию, высказывал в его адрес довольно оскорбительные вещи, но тот только похохатывал и делал вид, что его это ничуть не задевает.

Борис не заметил, как Питер, бросавший на него весь вечер оценивающие взгляды, подошел и представился:

– Питер Реддауэй. Английский аспирант.

Борису было интересно поговорить с первым в своей жизни «песиголовцем», и хотя только начал изучать английский, предложил ему перейти на его родной язык. Но инициативу перехватил английский аспирант:

– Откуда приехал в Москву? Кто родители? Какие предметы изучает? Где будет работать по окончании института? Как относится к Кубинскому кризису? Что знает о Великобритании? Любит ли Галича?

Вопросы сыпались один за другим, и Борис не успевал на них отвечать. Он несколько раз попытался задать такие же вопросы собеседнику, но тот старался их не замечать и продолжал допрашивать по всем правилам искусства. То, что разговор носил характер допроса, Борис нисколько не сомневался.

Хорошо, что во время подошел Соколов и бесцеремонно прервал Реддауэя:

– Питер, оставь парня в покое! Мало тебе студентов Ленинского, так ты еще набрасываешься на иняз.

Реддауэй зло стрельнул бледно голубыми глазами в сторону Соколова, но сделал над собой усилие, улыбнулся и отошел к своей девице. В течение всего вечера он не разговаривал ни с Борисом, ни с Владимиром и ушел по английски, ни с кем не попрощавшись.

– А ты что потакаешь этому альбионцу? – возмущался Соколов. – На нем пробы ставить негде. Пригрели его тут Лебедевы, а его гнать надо из института и из страны.

– За что ты так на него? – поинтересовался Борис.

– А за то. Сдается, не зря он тут у нас вертится. Заслала его к нам СИС.

– СИС? Это что такое?

– Ну, Боб, ты даешь! Ты что, с луны свалился? А еще в инязе учишься. СИС – это Сикрет Интеллидженс Сервис, то бишь разведка.

– Что ты говоришь!

– Раз говорю, значит, знаю. Мой папахен мне много о них рассказывал.

И Соколов рассказал, что его отец – сотрудник МИД, специализирующийся по странам Скандинавии, что на летние каникулы он выезжал к нему в Стокгольм, Копенгаген и Осло.