|
Один гестаповец поставил нас с дочкой к стенке, а остальные стали шарить в доме. Обыск был не долгий, скоро они забрались на чердак и обнаружили там всех четверых. Хорошо, что за несколько дней до этого Лауритсу удалось переправить в нужные руки оружие, которое тоже хранилось у нас на чердаке, а то бы его расстреляли на месте. Лауритса и беглецов на наших глазах тут же избили до потери сознания, погрузили в машину и отвезли в гестапо в Нарвик. Я думала, они всех расстреляют, но бог миловал. Пленные умирали как мухи, а немцам нужна была дармовая рабочая сила. Впрочем, если бы не скорое освобождение, муж бы умер там от голода. Держали их на одном из островов. Там были все штрафники. В 1944 году на Лофотены высадились союзники и освободили всех сидевших в лагере.
На веранду вышел сын в чистой клетчатой рубашке и джинсах. – Лейф, принеси мне тот альбом с фотографиями. Лейф ушел и скоро вернулся с толстым фолиантом в руках. Он бережно положил альбом на стол и стал за спину матери. Фру Хейберг открыла старый альбом и стала комментировать некоторые важные, на ее взгляд, снимки: – Вот Лауритс молодой, когда ухаживал за мной. А вот мы накануне свадьбы. Вот наш первенец, а вот мы сидим все вместе за столом после войны. Фотографии мелькали перед глазами, как крылья птицы. Фрам, собственно, и не очень то всматривался в то, что там на них было изображено. Он ждал свою фотографию – ту, знакомую. Ему показалось, что муж фру Хейберг вроде не очень то и похож на того человека в центре снимка, и в глубине души у него уже закрадывалось сомнение, но он решительно отогнал его прочь. Наконец старушка перестала листать и остановилась: – Вот Лауритс с теми русскими ребятами. Сердце Фрама сжалось, как у преступника при вынесении приговора Он наклонился поближе, чтобы как следует рассмотреть снимок. С пожелтевшего клочка плотной бумаги на него смотрели чужие люди. И никто из них не улыбался. – Но… но это не та фотография! – услышал он свой хриплый голос. – Как не та, дорогой Борис? Это та самая. Мне то уж лучше знать. – Но на ней нет моего отца. – Вот Иван, вот Николай, а этот третий… Сергей! Я вспомнила, как зовут третьего – Сергей! – победоносно закричала фру Хейберг. Но она тут же осеклась, бросив взгляд на гостя. Гость, бледный как полотно, искал руками опору, чтобы не упасть. – Вам плохо? – вскричал Лейф, подхватывая его за локоть. – Нет нет, сейчас пройдет, – устало сказал Фрам и опустился на стул. – Сейчас пройдет. – Лейф, может, вызвать врача? – всполошилась старушка Хейберг. – Нет нет, ни в коем случае, – испугался Фрам. – Это все пустяки. Переживания. – Выпейте стакан воды, вам станет легче, – предложил Лейф. Он выпил воды и встал. – Спасибо за гостеприимство. Мне так неловко, что я вас напрасно побеспокоил. Вышла ошибка. Извините. – Не беспокойтесь, ради Бога, – сказал Лейф. – Может быть, вам остаться у нас? – Спасибо, но мне нужно ехать. Вам особое спасибо. Он наклонился к фру Хейберг и поцеловал ей руку. На веранду выскочила невестка с внуками и тоже стала упрашивать гостя остаться хотя бы на ужин. Но он был неумолим и остаться в доме не захотел. Он быстро прошел к машине. Все стояли на крыльце и махали ему руками. Отъехав от дома на некоторое расстояние, он остановил машину, выключил мотор и упал на баранку. И только тут он дал полную волю обуревавшим его чувствам. На следующий вечер он вернулся в Стокгольм, а утром Магнус Линдквист встретил его удивленным возгласом: – Стивен! Ты уже здесь! Почему так рано? – Так получилось. – Послушай, тебя просто не узнать. |
