Вчерашний выход в город слегка насторожил его. Во первых, этот «сааб» с тремя или четырьмя мужиками почти одного возраста. Во вторых, это странное ощущение вакуума вокруг себя: вроде кто то незримо присутствует, но глазу уцепиться не за что. Конечно, шведы могли «передать» его своим датским коллегам (вероятность события девяносто процентов). Конечно, и сами датчане могли пустить за ним слежку как за иностранцем, намерения которого им пока не известны (вероятность события не более десяти процентов). Но дело уже сделано, и отступать или менять планы было поздно. В конце концов, это его законное право получить законным путем причитающиеся ему по закону деньги. Все остальное им еще надо доказать.

Сначала он решил пройтись пешком по центру города, а потом сесть в автобус и доехать до нужного района. Бродя по пешеходной улице, он старательно осматривал витрины, заходил внутрь магазинов, вертел в руках всякие сувениры и безделушки и, увлекшись, чуть не купил в одном киоске лохматого, завернутого в козью шкуру, деревянного, с пьяными глазами, рогатого викинга. Он стоял у витрины посудного магазина и любовался синей росписью датского королевского фарфора, когда сзади его послышалась знакомая родная речь. Он с трудом удержался, чтобы не оглянуться и продолжал – теперь уже бессмысленно – рассматривать узор на каком то молочнике.

– Ну мамочка, ну я прошу тебя, ну, пожалуйста, купи вон того тролля! – упрашивал хнычущий детский голос, принадлежащий, вероятно, девочке.

– И не приставай, у тебя уже есть два, – отвечал низкий грудной голос матери. Фраму сразу представилась тучная и знойная дама средних лет, уроженка Кубани или Полтавы, впервые попавшая в загранкомандировку с мужем, а потому считавшая себя избранной богом.

– Ну так те не считаются, они совсем другие, – продолжала капризничать дочка.

– У нас нет денег, ты хорошо об этом знаешь, – резким голосом отвечала мать.

– Да а а, не е ту… Как на машину, так у вас есть, а мне жалко купить игрушку, – захныкала девочка.

– Перестань ныть, – вмешался мужской голос (ага, и папаша здесь!), – вот приедем в Москву, купим тебе столько игрушек, сколько захочешь.

– Не хочу в Москве, хочу здесь!

– Рая, утихомирь свое чадо, с ней стало стыдно появляться на улице, – обратился мужской голос к жене.

– Оно такое же мое, как и твое, – неприязненно отпарировала жена.

– Ох и надоели вы мне со своими заскоками, – простонал мужчина. – Пойдемте отсюда.

Препирающиеся голоса супругов стали удаляться, и Фрам наконец оторвался от молочника и глянул в их сторону. Он не ошибся в своих представлениях относительно габаритов дамы и с каким то пустым чувством в груди проводил всю троицу взглядом, пока та не скрылась в соседнем магазине кожаных товаров. С одной стороны, встреча с земляками обострила его подспудно тлеющее чувство ностальгии по дому – он его ощущал почти физически. А с другой стороны, эта троица неприятно напомнила ему о реалиях жизни на родине и отравила это чистое и высокое чувство ядом стяжательства и жлобства. Он почти на автопилоте дошел до нужной остановки автобуса и поехал на Амагер.

В автобусе ему пришла в голову навеянная нечаянной сценкой на улице крамольная мысль о том, как русские не умеют жить сиюминутной жизнью, а откладывают все на потом. «Русский за границей, если не шпион, то дурак», – вспомнил он высказывание одного русского классика, кажется, Чехова. «Впрочем, и шпионы не все умные», – грустно признался он, подавляя неожиданно нахлынувшее на него чувство жалости к себе. Он ведь тоже считал свое пребывание за границей временным – настоящая жизнь рисовалась ему там, в России, где у него дом, мать, друзья, коллеги, а здесь была только работа.