|
А между тем жизнь проходила, и когда наступит та, настоящая, было не ясно. Да и наступит ли вообще? Опять возникнут какие нибудь уважительные причины для того, чтобы не замечать настоящее и мечтать лишь о прекрасном будущем. Что интересно, он, как преуспевающий делец, по советским стандартам буквально купался в деньгах, но с трудом мог вспомнить случай, когда бы мог «расслабиться» и позволить себе пошиковать за счет фирмы. Он ввел для себя жесткие правила пользования средствами и обходился самым малым, регулярно направляя в Центр скрупулезные финансовые отчеты о своей коммерческой и оперативной деятельности. Нет, миллионерских соблазнов он старательно избегал! А нужно ли это было? Вот упадет бутерброд маслом на пол, что нибудь не сработает в цепочке клерк Бру – амагерское отделение «Ландсманнсбанка» – и ставь крест на всех трудах и усилиях, плакали денежки Центра! Может, он напрасно уподобился тому упрямому хохлу запорожцу, не пожелавшему оставить врагу даже своей люльки?
Когда автобус вырулил на Амагер Страндвай, крамольные мысли сами собой исчезли. Он сошел на следующей остановке и пошел к форту мимо улицы Агнеты. Впереди замаячил знакомый то ли светло коричневый, то ли бежевый силуэт узкой хищной автомашины. Он опять не успел как следует разглядеть ее, потому что та сразу свернула направо и исчезла на боковой улочке. Фортом Каструп, судя по всему, кроме него, мало кто интересовался, потому что из посетителей он обнаружил там только одну супружескую пару пенсионеров, громко разговаривавших между собой на гортанном местном наречии, да мужчину средних лет с фотоаппаратом, сновавшего туда сюда и старательно выискивавшего нужные ракурсы для снимков. Когда Фрам поднялся на заросшие травой и кустарником крепостные стены, он увидел слепящее серебром, облитое лучами солнца море и силуэт огромного сухогруза, вероятно лежавшего в дрейфе, словно туловище исполинского кита, выброшенного на мель. Чайки долетали до стен форта, делали круг, дико вскрикивали и опять возвращались на море. Он посмотрел на часы – до перерыва на обед оставалось тридцать пять минут. Если он сейчас тронется к банку, то будет там минут через пятнадцать. Оставшихся двадцати минут будет достаточно для того, чтобы совершить запланированную операцию. Надо появиться там не раньше, но и не позже этого времени. Он исходил из своего опыта, согласно которому в присутственные места лучше всего надо было появляться непосредственно перед их закрытием: чиновник ни за что на свете не захочет задерживаться на рабочем месте лишнюю минуту или переносить решение вопроса на следующий день. Вместе с тем, находясь в цейтноте, он не сумеет вникнуть в некоторые нежелательные для визитера детали дела и примет, как правило, благоприятное решение.
* * *
Йенс Динесен нетерпеливо заворочался в салоне «сааба» и попросил у Поульсена бинокль. – Шеф, смотри не выдай себя биноклем: солнце падает прямо на нас, и объект может заметить характерный блеск, – предупредил его Поульсен. – Яйца курицу начали учить… Дай, говорю, сюда бинокль. – Битте дритте, майн херр. – Поульсен, сидевший на заднем сиденье, протянул шефу изделие Цейса. – Ну что видишь, шеф? У объекта не выросли еще крылья, чтобы смочь улететь от нас в далекие края? – Я вижу, что он стоит на крепостной стене и любуется видом на море. – А наш Калле? – Калле делает свое дело. Бегает как угорелый вокруг и портит казенную фотопленку. – Ни хрена серьезного не будет, помяните мои слова. Напрасно мы… – А ну ка заткнись, щенок! – заорал на Поульсена всегда сдержанный Динесен. – Что ты знаешь об этом деле? – А мне и знать не нужно – я вижу по его поведению: типичный турист, – не сдавался Поульсен. – А ты типичный верхогляд. |
