– А ты типичный верхогляд. Все, дискуссия закончена. – Динесен взял лежащий на коленях микрофон: – Четвертый, здесь первый, здесь первый. Как слышишь меня? Прием!

– Четвертый слышит хорошо. Обстановка статус кво. Обстановка статус кво, – прохрипело в микрофоне.

– Вас понял. Не жмут ли ботинки? Четвертый, не жмут ли ботинки?

– На правой ноге мозоль. Надо бы наложить пластырь, – ответила трубка.

– Вас понял, четвертый. Посылаю пару кроссовок, посылаю пару новых кроссовок. Прием.

– Первый, вас понял. Экзит. Жду квитанции.

– Четвертый, здесь первый. Экзит принят. Конец. – Динесен положил микрофон. – Ну, теперь ты иди, самый умный из нас, – обратился он к Поульсену. – Калле уже невмоготу, надо его сменить.

– Есть, сэр, – иронично отозвался Поульсен и полез из машины. Он был одет в спортивный костюм и должен был изображать спортсмена на тренировке. Ленивой трусцой он двинулся вокруг бастиона, поправляя на ходу замаскированную под курткой и штанами сложную оперативную технику: микрофон с приемником справа от подбородка и антенну – длинный шнур от плеча в правую штанину.

В машине, кроме Динесена, оставалась еще Кирстен Монсен – молодая, миловидная девушка лет двадцати пяти, козырная карта старшего криминаль ассистента, которую он пускал в ход в самых критических ситуациях. Монсен, дочь инспектора полиции, бросившая университет ради карьеры в ПЭТ, виртуозно исполняла свою роль агента наружного наблюдения. Она, если нужно было, даже вступала в личный контакт с объектом наблюдения, не возбуждая у него при этом ни малейшей тени сомнения относительно своего истинного амплуа.

– Шеф, надо было бы мне туда пойти, – предложила Монсен.

– Рано, Кирстен, рано, девочка. Твое время наступит. Уточни пока положение второй машины, а я покурю. Попроси их занять позицию в квадрате Чарли Виски 15. – Динесен протянул ей микрофон и закурил свою любимую «черутту». Метрах в пятидесяти показался Калле с фотоаппаратом. Усевшись на заднем сиденье, он немедленно стал переодеваться: сменил ботинки и верхнюю куртку, а из прически с пробором начал делать хипповатый начес.

– Этого будет мало, – сказала наблюдавшая за ним Кирстен. – Возьми ка вот это. – Она протянула ему рыжий парик.

Калле беспрекословно натянул парик на голову, потому что знал, что Кирстен никогда не ошибается и обладает колоссальным чутьем на такие вещи.

– Ну как теперь?

– Великолепно. Можно опять отдавать на «съеденье».

– Калле, пока вокруг никого нет, поменяй ка номера на машине. Чую, скоро придется трогаться. – Динесен протянул ему две таблички со специальными приспособлениями для быстрого и надежного крепления.

Неожиданно в трубке раздалось шипение и послышался взволнованный голос Поульсена:

– Первый, здесь третий! Здесь третий, как слышишь меня? Прием!

– Здесь первый, слышу хорошо. Прием.

– Шнурок завязан, шнурок завязан. Прием.

– Вас понял, третий. Движение десять, движение десять. Прием.

– Вас понял. Конец.

Динесен завел мотор и медленно тронулся к бульвару, успев предупредить вторую машину о том, чтобы она была в полной готовности. Через пять минут они обнаружили Гастролера, удалявшегося размеренным шагом от форта на север.

– Направление Нора, направление Нора, – сориентировал Динесен вторую бригаду, нетерпеливо высматривая запропастившегося где то Поульсена. Наконец тот появился на пешеходной дорожке, степенно выдерживая темп, так нужный для поддержания здорового духа в его теле. Он поравнялся с «саабом» и сел рядом с Кирстен, с трудом переводя дух.

– Почаще делай пробежки, да не увлекайся «Карлсбергом» – ишь брюхо отрастил, – успел сделать ему замечание Динесен, выруливая на параллельную бульвару улицу.