Изменить размер шрифта - +
У Ноймана грядущая гибель Салема – просто идея фикс, Гуго же считает, что только так Германия имеет шансы выиграть ту, нижнюю, войну…

– Я тоже так считаю, – сказал Хете мрачно.

– Антон! Переговоры подготовили люди рейхсфюрера. Рейхсфюрер сам будет в них участвовать. Ты что, думаешь, он менее нашего озабочен судьбой Германии? Но он лучше нашего владеет ситуацией – и если он считает, что нам нужно договариваться с противником, то кто мы такие, чтобы эти планы рушить? Ты уверен, что знаешь все? Нет? Ты слышал, например, о проекте «Антипо»? А между тем в него вложено средств больше, чем в бомбардировку Англии. Я не знаю, что это, не имею права знать, но мне поручена защита одной из ветвей этого проекта… была поручена, пока у нас не началось… А может быть, рейхсфюрер считает, что нам нужно любой ценой сохранить Салем – с теми изменениями, которые мы в него внесли за эти тринадцать лет? Может быть, это и было самым главным, ради чего… ну, все то, внизу… Не знаю, ребята, что говорят сами себе наши начальники, когда творят такую вот тихую измену, но еще: я догадываюсь, как именно им была внушена эта идея. И кем. И как это связано с уничтожением Дрездена. Сейчас у меня вот здесь, – он, морщась, показал на голову, – гордиев узел. И им хочется разрубить его – вместе с моими мозгами. Слушай, Антон, если бы они не были предателями – скажи, стали бы они настаивать именно на ликвидации? Почему не захватить меня, не доставить в контору и не допросить как следует? Ну? Вон телефон. Позвони, скажи, что взял меня, просишь дополнительных инструкций. Что я сдался сам и готов дать информацию. Ценную информацию. Позвони. Это будет момент истины. Ведь вы же не механические куклы, черт возьми! Вы такие же солдаты, как я, – почему же вы, зараза, допускаете, чтобы вас использовали как наемных убийц? Позвони, Антон.

– Это хорошая мысль, – сказал кто‑то сзади.

– Я подозревала, что дело нечисто… – еще кто‑то. Вернее, если не Хельга, то Дора. Или Берта. Скорее Дора, хотя Штурмфогель, выполняя приказ, не вникал в структуру отряда, именно Дору он видел с блокнотом и карандашом, напряженно размышляющую над чем‑то. Аналитик…

– Я позвоню, – сказал Хете. – Все остаются на местах. Ждите.

Он повернулся и быстро пошел к телефону – и в этот момент ему заступили дорогу. Угловатый, шипастый, стремительный, очень опасный силуэт…

– Хельга! Назад…

Поздно, две или три автоматные очереди ломают странную фигуру, отбрасывают назад… да и сам Штурмфогель падает лицом в землю, уложенный грамотно и четко: руки уже скручены…

– Почему ты сказал: Хельга?!

– Потому что это Хельга… Это – Хельга. Пустите.

Она была еще жива, когда Штурмфогель и кто‑то еще – он не смотрел кто – склонились над нею. Из приоткрытого рта текла пузырящаяся черная кровь. Она силилась выговорить что‑то важное…

– Единороги, – повторил за ней Штурмфогель, сжимая обеими руками ее сухую твердую кисть. – Единороги. Мы пойдем к ним. Не волнуйся. Мы их найдем…

Его тронули за плечо. Хете невозмутимо возвращался от телефонной будки.

– Тебя приказано убить на месте без допроса, – сказал он. – Короче…

Потом не выдержал и посмотрел вниз. Сглотнул.

– Кто это сделал?

– Волков. Он же Дрозд.

– Никогда не думал… оказывается – можно… Так вот, Штурмфогель, я не тебе верю. Ты для меня как был, так и остаешься одним из офицеров. Но я верю ситуации. И ситуация мне приказывает…

– Антон, подожди, – сказал Штурмфогель. – Подожди. Я только что потерял своего основного бойца.

Быстрый переход