|
Даже прошедший вскользь удар был сокрушителен – Штурмфогеля оглушило и отбросило далеко на камни. Он лежал на спине, раскинув крылья, и не мог шевельнуться. Крапицы с криком метались над ним. Человек – снизу он казался настоящим великаном – подошел, занес было ногу… но удара не последовало. Он посмотрел на крапиц, на распростертого Штурмфогеля… потом поднял его. За руку. Штурмфогель вдруг ощутил, что он опять человек. Такого не могло быть. Он ничего не понимал, в голове шумело и мерцало. Великан, встряхнув его за плечи, приказал: смотри! И сам стал смотреть в его глаза. Это был чудовищный, прожигающий, продавливающий насквозь взгляд. Штурмфогель понял, что великан – да какой он великан, этот Волков… но он казался великаном и вел себя как великан… – что Волков тоже проходит сейчас сквозь какие‑то двери и тоже узнает о нем, Эрвине Штурмфогеле, все.
Это вдруг стало больно. Очень больно. Невыносимо больно… …Пауки приближались снизу, из мрака. Даже не пауки, а что‑то вроде огромных мохнатых крабов. Их было трое. Клешни‑ножницы покачивались перед влажными провалами ртов, обрамленных тонкими короткими щупальцами. Один из них неуловимо быстрым движением отрезал аисту клюв и принялся опутывать тело паутиной. Потом откуда‑то из‑под брюшка высунулось, подрагивая, жало. Паук пристроился над жертвой и всадил в нее жало, сладострастно двигая толстым брюшком… Двое других занялись диким гусем. В отличие от аиста, который был мертв или оглушен, гусь пытался отбиваться. Ему тоже отхватили клюв (вместе с половиной головы), выстригли из сети, опутали паутиной и подвесили, как в мешке. Потом тем же непристойным манером один из пауков стал накачивать в него яд. Штурмфогель видел, как чудовищно напряглось спеленатое тело гуся, как вылезли из орбит глаза… Потом вытянутая шея надломилась и упала. Наверное, гусь наконец умер. Фриц, вдруг вспомнил Штурмфогель. Это Фриц Мейссель… Пауки, освободившись, направились к нему. Он ударил крыльями, пытаясь вырваться. Правое освободилось, но левое висело бессильно. Уже привычным движением один из пауков сломал Штурмфогелю клюв, а второй, ухватив его за ногу, выстриг запутавшееся тело из паутины. Штурмфогель замороженно ждал, что его сейчас спеленают и убьют, но пауки почему‑то медлили. Сеть вновь закачалась, и появился еще один паук, гораздо больший по размеру. Грубая шерсть на его теле была спутанная и седая. Ухватив Штурмфогеля клешнями за крылья, он поднял его перед собой – над собой. Капли крови с искалеченного клюва часто‑часто падали на страшную и странную, поросшую редким белым волосом морду паука. Рот и щупальца алчно шевелились, а шесть красных глазок смотрели пристально и почти печально. В них не было насекомой тусклости и тупости. Потом Штурмфогель услышал хруст справа и тут же слева. Страшные клешни перекусили его крылья. Он упал на паука, оттолкнулся лапами, скользнул по мохнатой спине и рухнул куда‑то вниз, на камни, в колючие кусты, в холодный поток… …ты тоже знаешь о них? – донеслось как сквозь войлок. да… я… зна… ю. Я. Зна. Ю. О. Них. Мно. Го. Ты понимаешь, что это и есть – настоящие враги? Да. Что же мы делаем?.. Хватка разжалась. Обсудить. В более спокойной… Давай. О черт… x x x
Хете почти догнал Волкова. По какой‑то причине дракон Волкова вдруг свернул немного вправо и, пересекая траекторию полета Хете, стал неминуемо с ним сближаться. В какой‑то миг преследователя и преследуемого разделяло метров сорок. Еще бы чуть‑чуть сблизиться… но нет – сейчас начнется расхождение и удаление друг от друга, а поворот в хвост уходящему погасит на некоторое время скорость преследователя – и дистанция вновь начнет нарастать. И Хете принял единственно верное решение: он приподнялся в стременах, поднял автомат и, пружиня коленями в такт взмахам могучих крыльев, открыл огонь короткими очередями. |
