Изменить размер шрифта - +
Наконец она заговорила…

Конечно, если бы все эти несчастья не обрушились на нее так внезапно, Сима никогда, ни за что на свете не открылась бы перед посторонним. Да что там посторонним! Перед враждебным, отторгающим ее человеком! Но несчастья обрушились, и рядом оказался именно Протасов. Ему и рассказала она свою бесхитростную историю с того самого момента, когда Вова номер три впервые поцеловал ее, и до сегодняшнего горького прозрения.

Протасов молча слушал, смотрел на нервные пальцы, комкающие мокрый от слез платок, на склоненную забинтованную голову, трогательную тонкую шею, на кровоподтек в пол-лица, и странная, острая жалость горячей волной затопляла его, щемила сердце.

«Выходит, мы друзья по несчастью», — усмехнулся Володя. Что ж, он готов поделиться опытом, как пережить обман и вернуться к нормальной жизни. Только вряд ли она его сейчас услышит…

— Строгова! — По дорожке стремительно приближалась красивая медсестра. — Ее там с собаками ищут, а она с мужиками милуется. Иди быстро в палату — обход начался.

— Иди, Сима! — сжал он ее руку. — Я вечером зайду.

— Вот видишь, — потянула ее за собой медсестра, — еще и недели не прошло, а какие к тебе орлы слетелись. А ты боялась!..

Сотрясения мозга у Симы, слава Богу, не обнаружили, но в больнице пришлось задержаться на несколько дней. Впрочем, Сима «на свободу» особенно и не рвалась. Куда бы она пошла в таком виде? Ворон пугать?..

В шестиместной палате собрались неплохие тетки — настоящий женский клуб. Чего только Сима не наслушалась за это время! И всяческих кулинарных рецептов (узнала даже, как приготовить потрясающее домашнее вино из черной смородины!), и неведомых ей доселе секретов женской красоты, и удивительных историй о жизни и, конечно же, о любви…

Своей «лав стори» Сима удивлять никого не стала. Слишком больно было пока об этом говорить, да и медсестра могла узнать — языки-то без костей. Кстати, хорошая оказалась девка, и звали ее соответственно внешности — Анжелика.

Утром приходила Ирина Львовна, приносила фрукты в плетеной корзинке, йогурт, румяные булочки с кунжутом. Сима серый больничный геркулес не ела, ждала ее.

— Хоть позавтракаю с тобой за компанию, а то совсем отощаю на курорте, — смеялась Ирина Львовна.

— А как же вы Петра Алексеевича одного оставили? — удивлялась Сима.

— А Петр Алексеевич теперь не завтракает. На него, видишь ли, сошло вдохновение. Встает в шесть утра и до обеда пишет, не поднимая головы. Володя вообще только к ужину появляется, и то не всегда. А я, понимаешь, девушка компанейская, не могу есть одна. Знаешь, как Фаина Раневская говорила: «Есть одной — это все равно что срать вдвоем».

— Ой, — смеялась Сима, — как здорово сказано!

— Да уж, — соглашалась Ирина Львовна. — Прошу прощения за ненормативную лексику, но великих нужно цитировать без купюр.

Они садились на скамейку в тени рододендронов и, уничтожая содержимое корзинки, болтали обо всем на свете. В запасе у Ирины Львовны было великое множество историй, а отсутствие мужа давало редкую возможность солировать. И две женщины, молодая и зрелая, не ощущая разницы в возрасте, коротали время до обеда.

Накануне выписки Ирина Львовна вручила Симе маленькую подарочную сумку.

— Ой, — засмущалась та, — это мне?

— Нет, — подразнила ее Ирина Львовна, — это я только подержать тебе принесла, а потом обратно заберу. Ты примерь. Если не понравится, что-нибудь другое подберем.

Сима расстегнула кнопку и достала лохматый пшеничный паричок.

Быстрый переход