Конечно, будь Вася повнимательней, зажги он свет с самого начала, он смог бы что-нибудь этакое обнаружить. Но именно на полной темноте и строил свой расчет Арсеньич.

—   Ну что тут у вас случилось?

—   Аленка-то наша... — заплакала Наталья, прижимаясь к нему.

—   Ну чего ревешь? Ведь жива она.

—   Жива, только ой, Васенька, как мне страшно было...

— Ладно, успокойся и расскажи толком. — Кузьмин стал гладить ее, и от этих ласковых его рук Наталья действительно стала успокаиваться.

—   А они сказали, что это ты, наверное...

—   Кому сказали, тебе? — насторожился Кузьмин.

Они сами говорили так. Вась, скажи мне правду, ты же обещал...

—           Не бери в голову, милая, — продолжая гладить ее по спине, ответил он.

—           Василий Петрович! — раздался вдруг в темноте громкий голос Арсеньича. — Извини, что прерываю вашу беседу. Я на вас не смотрю, можешь верить моему слову. Выдька на кухню, поговорить надо. С глазу на глаз. А Наталью не вини, она ни причем. Это я тебя вычислил.

Наталья вскрикнула и замерла с открытым ртом. В слабом свете фонаря, пробивающегося с улицы Кузьмин увидел действительный ужас на ее лице и поэтому поверил услышанному.

—Ты один, Иван Арсеньевич? — спросил, сглотнув комок в горле.

—   Один.

—   Сейчас приду... Ну ты молодец.

—   Ладно, — небрежно бросил Арсеньич. — Жду.

...Включив неяркую настольную лампу, они сидели друг против друга за узким кухонным столом, глаза в глаза. Дверь в Натальину комнату была плотно закрыта.

—           Ну здорово, полковник, — негромко сказал Арсеньич. Привет, майор, — ответил так же Кузьмин. — Говорил я нынче с Ванюшкой-то...

—           Догадываюсь. Я знаю, он в свое время тебя за человека держал.

—   А что, изменилось что-нибудь?

—           Жизнь, Василий Петрович, штука сложная. Особенно такая, как у нас.

—   И ты считаешь, мы можем договориться?

—   Я считаю, просто обязаны.

—   Так чего ты хочешь?

—           Ты сам сказал. Нельзя нам друг против друга. А я не хочу, чтоб Натальино дите без отца росло.

—   Ты чего несешь? — вскинулся Кузьмин.

Я? — усмехнулся Арсеньич. — Это она твоего — или твою, уж не знаю кого, в своем пузе носит.

—   Туфта!

—          Ладно, полковник, этот вопрос вы потом сами уточните: какое имя дать и прочее. Давай к делу.

—          Погоди... Арсеньич, ты мне все мозги набок повернул...

—          Не набок, а на место поставил. Ну давай осмысли. Можешь ее спросить. А можешь мне поверить. Врать не вижу резона.

—          Та-ак... Ну и прихватили вы меня, ребята... А если я сейчас встану и уйду?

—   Уже не уйдешь, полковник.

—   Это почему же?

—          Во-первых, я здесь.