Алексей встает. Лицо его изменилось: это лицо взрослого человека. Он хлопает себя по карманам, достает коробку папирос и спички.

Разминает папиросу дует в нее. Закуривает.

Садится на корточки, как з/к. Папиросу он держит тремя пальцами, как з/к. Анастасия подходит к нему и тоже садится на корточки.

АНАСТАСИЯ. Дайте закурить.

АЛЕКСЕЙ. На. (Протягивает Анастасии коробку с папиросами.)

Она вытаскивает две, одну кладет за ухо, другую разминает и закуривает. Они курят молча, глубоко затягиваясь и сплевывая. Вдруг они начинают безудержно, до слез хохотать.

АНАСТАСИЯ. Ой, не могу...

АЛЕКСЕЙ. Да...

АНАСТАСИЯ. Ну ладно, теперь расскажите, кто вы такой на самом деле.

АЛЕКСЕЙ. Да нечего рассказывать-то. Ну, служил.

АНАСТАСИЯ. На почте?

АЛЕКСЕЙ. Нет, в одном учреждении... Потом была чистка...

АНАСТАСИЯ. И вас вычистили.

АЛЕКСЕЙ. Ну да. И меня никуда не брали на службу. Я старался сидеть тихо, как мышь. Но за мной все равно пришли.

АНАСТАСИЯ. И вы предпочли сумасшедший дом.

АЛЕКСЕЙ. Предпочел... Возможно, я совершил ошибку.

АНАСТАСИЯ (по-мужски хлопает Алексея по плечу). Ничего. Выкрутимся.

АЛЕКСЕЙ. Главное, чтоб они не узнали о нас правду.

АНАСТАСИЯ. Не узнают.

АЛЕКСЕЙ. А вас как угораздило?

АНАСТАСИЯ (машет рукой). Да в общем так же. Только меня из-за мужа никуда не брали.

АЛЕКСЕЙ. Вы замужем?!

АНАСТАСИЯ. Была.

АЛЕКСЕЙ. А где теперь ваш муж?

АНАСТАСИЯ. Какая разница. Он был матрос или солдат. Не помню. Потом ушел, и нету. Еще были мама и папа, но их убили.

АЛЕКСЕЙ. За что?

АНАСТАСИЯ. Не знаю. Кто же знает? За то, что были. Они убивают всех пап и мам, чтобы мы остались одни и наделали глупостей. Мы же ничего не можем сами. Я такая беспомощная, ужас. Если кого убивают раньше родителей, это большое счастье.

АЛЕКСЕЙ. А кто их убил?

АНАСТАСИЯ. Не знаю. Наверное, эти. Всех убивают эти, только не все понимают. Мама была добрая, папа был добрый, они были просто люди. И вот именно за это их убили. Тут можно быть кем угодно, нельзя только людьми. Они могут пожалеть бога или зверя, но людей — никогда. Надо как-то сделать, чтобы они поверили, будто мы не люди.

АЛЕКСЕЙ. Тогда нас не убьют?

АНАСТАСИЯ. Может быть, может быть...

АЛЕКСЕЙ. А дети у вас есть?

АНАСТАСИЯ. Был ребенок.

АЛЕКСЕЙ. Сын?

АНАСТАСИЯ. Дочка.

АЛЕКСЕЙ. Жаль.

АНАСТАСИЯ. Почему жаль?

АЛЕКСЕЙ. Мужское престолонаследование, безусловно, является предрассудком, но оно относится к тем предрассудкам, с которыми мы вынуждены считаться.

АНАСТАСИЯ. А у вас есть жена?

АЛЕКСЕЙ. Нет.

АНАСТАСИЯ. А дети?

АЛЕКСЕЙ. Не знаю. Нет, наверно.

АНАСТАСИЯ. Жаль.

АЛЕКСЕЙ. Да, жаль.

АНАСТАСИЯ. У нас в палате все говорят, что немцы под Могилевом.

АЛЕКСЕЙ. Да, у нас тоже.

АНАСТАСИЯ. И что кругом шпионы.

АЛЕКСЕЙ. Понятное дело.

АНАСТАСИЯ. И ведь это правда.

АЛЕКСЕЙ. Разумеется, правда! Я помню, когда papa брал меня с собой в Ставку...

АНАСТАСИЯ. Ну, хватит, хватит.

АЛЕКСЕЙ. Извините. Забылся. Но что шпионы кругом — это верно. Органы должны проявлять бдительность.

АНАСТАСИЯ. Конечно, должны.

АЛЕКСЕЙ. Один мой сослуживец, представьте, был троцкистом. А другой — японским шпионом.

АНАСТАСИЯ. Какой ужас!

АЛЕКСЕЙ. Со мной вышла ошибка. Я не обижаюсь. Ведь нужно проявлять бдительность. С вами тоже вышла ошибка.

АНАСТАСИЯ. Нет, ошибки не было.

АЛЕКСЕЙ. Как это?!

АНАСТАСИЯ (уныло). Он был плохой матрос. Бил меня. Так ему и надо.

Алексей поднимается с корточек и садится на стул.