Девчонки ходили по сараю, шушукались и пересмеивались. Ира по-хозяйски, один за другим, переворачивала поставленные лицом к стенке холсты и поясняла Тае: вот это пограничники, вот это матрос Митька, это виноградари, ну, а кто намалёван вон на том холсте, Тая сама может догадаться…

— Ты, Ирка! — ахнула и засмеялась Тая, — Вот какая ты?

— Какая? — с ревнивым интересом спросила Ира.

— Я думала, ты серьёзней… И только не обижайся на меня, ты здесь не очень надёжная… Зато какая красавица!

— Ну это дед прибавил, — чуть смутясь, стала оправдываться Ира, — по-родственному, по доброте. Надо же, чтобы его родная внучка была не полной уродкой… У деда есть и другой мой портрет — так на нём я как следователь угрозыска. Самой боязно смотреть… Хочешь, покажу?

Вася нетерпеливо задвигался на скрипучем стуле: уж очень хотелось ему посмотреть на портреты Иры. Хотелось, да нельзя было: его лицо медленно, старательно, въедливо ощупывали глаза Ивана Степановича. И Вася всё больше чувствовал себя скованным, словно его в наказание за какую-то провинность крепко-накрепко прикрутили верёвкой к стулу. Ни встать, ни повернуться. А девчонки, будто чувствуя это, охали и ахали от удивления. Всё-таки вредные они!

— Ну как, бесплатный натурщик, ещё жив? — спросила Ира. — Как тебе на твоём постаменте?

— Отлично! — не растерялся Вася.

— Вижу, как отлично… Дед, не умори его, пожалуйста, — попросила Ира, — Мы ведь с ним соседи… К кому буду бегать за тетрадкой или стержнем? Вася у нас в подъезде самый безотказный ребёнок.

— Тоже мне, взрослая! — Вася вскочил со стула.

— Вася, сядь, — сказал дед. — Я бы на твоём месте когда-нибудь стукнул её. Ну, не очень сильно.

— И стукну, дождётся! — согласился Вася, но Ира тут же затрещала в ответ, что не боится его и всякое такое.

— Не мешай мне работать… Расчирикалась! — напустился на неё Иван Степанович. — И натуру не отвлекай от дела.

— Бедняжечка! — воскликнула Ира. — Страдалец Васечка!

— Ничего он не бедненький! — вмешалась Тая. — Он здесь первый друг моего бесподобного братца. Учится у него уму-разуму: набирается воли, железной выдержки и укрепляет свои мускулы, доставляя из магазинов разные товары…

— Ничего я не доставляю! — возмутился Вася. — Попросил один раз, чего не помочь человеку? А теперь — всё! Пусть сам.

— Болтушки, убирайтесь-ка отсюда! — сказал Иван Степанович. — А ты, Вася, не горбись, разожми губы. Смотри свободно, как смотришь обычно, и не слушай их.

— Дед, мы уйдём отсюда, раз ты гонишь нас. Только жарко, мороженого хочется…

Иван Степанович сунул внучке рубль, и девчонки кинулись к двери. Напоследок Ира не могла удержаться, чтобы не крикнуть:

— Счастливо оставаться, Васенька! Войдёшь в историю мировой живописи!

А Иван Степанович сказал вдогонку:

— Только горло не простудите, не на весь рубль покупайте, сдачу принесите…

Точно такие же слова говорила Васе мама.

Он сидел смотрел на художника, но думал о своём. Ну кто бы мог подумать, что Ира такая? Знал бы заранее — не ждал бы её с таким нетерпением под платаном и в поезде не думал бы о дружбе… Какая всё-таки!

Иван Степанович уже давно отложил карандаш и писал маслом. В левой руке он держал палитру с горками щедро выжатых из тюбиков красок — из отверстия её торчал большой палец, а правой сжимал длинную тонкую кисть, набирал на неё то одну, то другую краску и накладывал на холст.