|
Через полминуты вошла Люся, в руках поднос с дымящимися чашками и горкой печенья, но брови сурово сдвинуты, спросила строго: - А не много на сегодня? - Всего вторую чашку! - возмутился Глеб Модестович. - День только начался, - напомнила она неумолимо. - Ладно, если попросите еще, то я сначала измерю вам кровяное давление. А то и анализы некоторые возьму! Последние слова она произнесла таким угрожающим тоном, что Глеб Модестович только жалобно вздохнул, а она, поглядев на него строго, удалилась. Я взял чашку, что поближе ко мне, и сдобное печенье. Глеб Модестович в неудовольствии посмотрел на закрывшуюся дверь. Я сказал осторожно: - Значит, посылаете не только зерно и медикаменты? Он криво усмехнулся, покачал головой. - Вы сами понимаете, что так почти никто не делает. Уже не делает. Ну, если где-то землетрясение, то да, направляем зерно, медикаменты и палатки. Однако если где-то просто ужасающая бедность длится и длится, то мы таким людям даем не рыбу, а удочки. - А, это понятнее… Он кивнул: - Вот-вот. А из этого вытекает и следующее допущение. Чтобы удочки у них не отобрали, мы помогаем в тех местах - заметьте, я не говорю «странах», я говорю «местах», это не случайно! - помогаем установить более справедливый режим управления. Это можно называть хоть оранжевыми революциями, хоть военными переворотами - неважно. Главное, чтобы там установился мир и чтобы люди жили богато и счастливо. Словом, мы стараемся предусмотреть все возможные конфликты и заранее предложить способы их решения. Я пробормотал: - Но, простите, я все еще не уяснил свою роль. Что я должен делать? Он сказал терпеливо: - Сейчас поясню. Простите, что зашел издалека, но так понятнее. Все понимают, что глобализация уже не в младенчестве, но мало кто понимает, на какой она стадии. И какой уровень сотрудничества между… между умными людьми разных стран, рас и религий. Словом, мы уже сейчас заботимся о предотвращении войн всюду, даже в странах, которые по старинке считаются нашими противниками. Я кивнул, на душе потеплело, хотя некоторая настороженность ворочается в груди, царапая костяным панцирем. Похрустывая печеньем, я сказал торопливо: - Да-да, когда-то станем одним человечеством. Он произнес со вздохом и очень терпеливо: - Мы как раз и работаем над тем, чтобы стали. Нет, это я неверно выразился. Мы как раз не стараемся слить все страны и нации воедино. Для нас это не важно. Точнее, мы не глобалисты. Как и не антиглобалисты. Для нас важно, чтобы люди не голодали, не воевали, не спорили из-за цвета кожи и вероисповедания! Чтобы не устраивали терактов и всего того, что портит качество жизни и тормозит прогресс. Я произнес медленно: - Святость человеческой жизни? Он улыбнулся горделиво, словно это именно в нашей фирме и как раз в его отделе возникло это понятие, но я встречал его еще в Библии, так что не надо, хотя, если честно, об этой святости вспомнили и заговорили совсем недавно. - Святость человеческой жизни, - повторил он торжественно. - Вы правы, это у нас во главе угла. Никто не смеет на нее посягать! Потому не должно быть войн, терроризма и даже преступлений… Я невольно переспросил: - И преступлений? Он кивнул: - Вы быстро хватаете. |
