Кирилл мрачно оглядел себя в зеркало, остервенело намылил щеки и стал бриться, шипя от раздражения. Станок давно надо было заменить, ведь презентовала же Ольга в феврале традиционный набор «носки-бритва-гель для бритья». Еще бы найти, куда она его сунула…

Доскоблив щеки, Кирилл торопливо позавтракал, затолкал грязные тарелки в мойку и сбежал вниз. Машина, заметенная снегом вечером, теперь была покрыта ледяной коркой. Матюгнувшись, Кирилл вытащил скребок и начал сдалбливать снег со стекол. Пластик гнулся, скрипел, смерзшийся снег неохотно поддавался яростной атаке скребка, но, наконец, уступил, отвалившись одним пластом. Рядом, через две машины, так же остервенело скреб свой «фольксваген» сосед сверху, тоже оказавшийся в белом плену. На Кирилла сосед глянул пару раз, поймал взгляд и кивнул, ни на миг не прекращая своего занятия.

Счищать оставшееся безобразие из углов было некогда. Справиться с задним стеклом оказалось легче, видимо, приноровился. Подышав на замерзшие, ледяные пальцы, Кирилл бросил скребок в салон, уселся за руль и, посигналив запоздавшему на работу соседу, выкатился со двора.

По радио, со вчера настроенного на шансон, пели что-то заунывное, страдальческое, и Кирилл, поморщившись, покрутил ручку настройки, поймал рок-волну и, спустя мгновение, уже барабанил ладонями по рулю в такт, не думая, что машина еле-еле ползет по шоссе среди таких же неудачников. Ну, опоздает, подумаешь! Покойник никуда не денется, а в том, что начальнику убойного отдела с раннего утра пришлось ехать на труп, несмотря на законный выходной, не было ничего странного. Олжас уже прислал сообщение, что на место прибыл и приступил к работе, так что не было причин для треволнений.

У антикварного салона уже сгрудилось несколько служебных автомобилей. К счастью, среди них не было ни одной машины вездесущей прессы, слетавшейся на падаль с хищностью чаек-поморников. Видно по причине раннего часа не успели сориентироваться, а окрестные жители — донести о сенсации. Любопытствующих тоже практически не было. Кто видел, что в салоне происходит нечто необычное, проходили мимо: на работу спешили или по другим своим делам, разве что пара старух, притулившихся к одинокому клену, с жадностью взирали на суетившихся полицейских.

Кирилл вошел, скупо поздоровался с коллегами, выслушал короткий доклад, не глядя, выудил из коробки бахилы, с которыми теперь ездила на происшествия бригада, натянул поверх ботинок и прошел к судмедэксперту Георгию Милованову: старенькому, толстенькому, в нелепой шапке с детским помпоном и завязками под подбородком, хотя в салоне было совсем не холодно, а очень даже жарко. В углу всхлипывала неизвестная девица, видимо, сотрудница, рассказывая что-то вполголоса незнакомому следователю. Тот бросил на Кирилла хмурый взгляд и продолжил допрос, чиркая ручкой в протоколе.

Труп старика лежал на полу, остро вздернув подбородок вверх. В уголке беспомощно раскрытого рта запеклась черная кровь. Сморщенные веки, покрытые россыпью коричневых родинок, были прикрыты. Кирилл вздохнул и присел рядом, напротив Милованова, не став протягивать руку. У Георгия, копошившегося в задранной до груди одежде покойника, ладони были упакованы в перчатки, неизвестно еще, куда он их до того совал. Милованов поглядел на Кирилла из-под кустистых бровей и кивнул.

— Здорово, Жор, — вздохнул Кирилл. — Опять мы с тобой встретились.

Опять, это значило второй раз за сутки. Буквально вчера пришлось ворочать труп бомжа, при этом совершенно непонятно, зачем на него дернули начальника убойного. Труп на первый взгляд оказался некриминальным, мало ли их замерзает по синьке на трубах? Милованов долго ругался и осматривать бомжа на месте отказался, велел тащить к себе в морг.

— Так уже четвертый раз на неделе, Кирюша, — ласково прожурчал Милованов. — И кабы по какому приличному поводу.