— Так уже четвертый раз на неделе, Кирюша, — ласково прожурчал Милованов. — И кабы по какому приличному поводу. Так нет же, снова у хладного тела клиента, и вообще не эстетического.

— Будто бы жмуры могут быть эстетическими, — фыркнул Кирилл.

— Могут, Кирюша, могут. Надо находить прекрасное во всем. Вот выбрал я себе, прости господи, такую профессию, что же мне, на все с отвращением глядеть? Не согласный я. Потому во всем стараюсь видеть светлое. Сегодня вот клиент неэстетичный, зато место какое приятное. Сколько вокруг красивеньких финтифлюшек, любо-дорого глядеть… — судмедэксперт картинно вздохнул и вдруг доверительно добавил: — Я, кстати, кое-что глянул, очень дорого… Ты бы с описью не затягивал, как бы к ручкам чужим не прилипло чего. Я тут половину бригады не знаю. Что за люди, откуда пришли? Тя-якучка у нас, Кирюша, ой кака страшна у нас тякучка…

Кирилл фыркнул, а потом рассмеялся: настолько интонационно точно Милованов воспроизвел фразочку из знаменитой комедии. Отсмеявшись, он деловито спросил:

— Клиент сам помер, или помог кто?

— Помогли однозначно, — равнодушно ответил Милованов. — Рана характерная, подозреваю, что перелом основания черепа, и, судя по характеру раны, нанесена сверху тупым твердым предметом. Я кое-что упаковал, но, думается мне, что орудие убивец с собой унес. Видишь, куда его тюкнули?

Кирилл посмотрел на рану и покивал.

— Скорее всего, мужик бил, примерного твоего роста. Ну или деваха-баскетболистка, силушкой не обделенная. Марья Моревна какая-нибудь.

Кирилл поглядел на щуплую блондиночку, всхлипывающую в уголке, прикинул, что на богатыршу она не тянет, и безнадежно переспросил:

— Значит, убийство?

— Убийство, Кирюш. Кабы он с высоты роста брякнулся, повреждения совсем другие были бы, да и не обо что ему было так удариться. Опять же, не сам он этот разгром сотворил, верно? Но это ты сам думай, вон какая башка здоровая и умная… — Милованов с кряхтением уложил покойного на бок и привычно запричитал: — Ох, Кирилл, Кирилл, надорвемся мы на своей работе. Ты уже седой наполовину, а ведь тебе всего сорок три.

— Сорок два. Ты вообще весь седой.

— Так мне на пенсию через год, — отмахнулся Георгий, выпустил покойника, и тот вновь завалился на спину. Милованов вернул его в прежнее положение, задрал рубаху и ткнул пальцем в багрово-синюю гематому: — Вон, глянь, покойника не перемещали. Где тюкнули, там и упал, и больше его не трогали. Кровушка скопилась внизу… Вот уйду от вас, попомните старого Жору. Кто ж вас, бестолочей, натаскивать будет?

— Не нуди, старый, — скривился Кирилл. Спать хотелось невыносимо, а Милованова, севшего на любимый конек, остановить было трудно. — Есть что по делу еще сказать?

— Да что я могу? — картинно обиделся Георгий. — Человек убиенный — пожилой, много не надо, чтоб справиться. Вообще он сопротивлялся, но видать силенки оказались неравны. Под ногтями волокна, грязь и кровь, думаю, он убийцу оцарапал хоть маненько. Следочки хорошие. Старичок наш, видать, перед сном вымылся.

— Из следственного кто? — спросил Кирилл. Милованов покосился в сторону и сказал на полтона ниже:

— Вон, в уголочке сидит какой-то хмырь, впервые вижу. На меня посмотрел с презрением, по углам рыскает, как бы бранзулеток в карман не напихал. Видно, жизни не нюхал еще, хотя, вроде не мальчик… Блатной наверняка. Кирюша, чего нам таких упырей стали присылать, а? И так работа не сахар, еще перед следаками приседать… А у меня радикулит, мне поклоны в пояс категорически противопоказаны. Вот поставлю сегодняшнего клиента в конец очереди, тогда этот тип покудахтает.