– Да. Очень даже неправдоподобно. Там, наверху, всё неправдоподобно.

    Он посмотрел на меня:

    – Что ты делаешь сегодня вечером?

    Я пожал плечами:

    – Надо сперва отнести домой чемодан.

    – Мне надо уйти на час. Придёшь потом в бар?

    – Приду, конечно, – сказал я. – А что мне ещё делать?"

    …Когда через час за ним зашёл офицер-воспитатель, Антон молча плакал, сжав изо всех сил зубы.

    – Что с тобой? – спросил офицер.

    – Ничего. Ничего, – Антон замотал головой. – Ничего.

    – Тогда пойдём. Там с тобой большие дядьки поговорить хотят.

    – Зачем? Я уже всё рассказал. Сто раз – всё рассказал. Снова? Вообще уже ночь. Ночью не положено…

    – Не знаю, чего они хотят, – сказал офицер, – но уж точно не выслушивать тебя в сто первый раз. Будет что-то новенькое.

    – Не верю, – на всякий случай сказал Антон, хотя уже знал: воспитатель не врёт и действительно будет что-то новенькое…

    Он протянул руки под "браслеты".

    – Вольно, – сказал воспитатель. – Приказано доставить без наручников. И в форме. Пять секунд на оправиться.

    – Есть! – Антон вскочил, сбросил пижаму, сдёрнул с вешалки отутюженную, без единой пылинки, форму. Какие пять секунд?! Хватило трёх, наверное… – Гар… подследственный Валюшенко! Готов!

    Когда дверь его камеры захлопнулась, он сообразил, что оставил койку не заправленной и пижаму – комом, и воспитатель это видел и ничего не сказал…

    Они спустились на первый этаж, но свернули не направо, к комнате для допросов, а налево, в административное крыло. Там в коридоре, под дверью, обитой тёмно-коричневым, почти чёрным, пластиком, стояли в полном опупении Ванька и Пётр – оба в наглаженной форме и с глазами павлинов, увидевших радугу. Воспитатель, приведший Антона, ткнул пальцев в кнопку переговорника, услышал что-то неразборчивое и так же неразборчиво ответил.

    Щёлкнул замок. Воспитатель махнул всем троим: вперёд.

    Коридор, ещё коридор, холл с креслами и пальмой в кадке, за столом толстая тётка в камуфляже. Дверь, обитая благородно-красным – и явно не пластиком…

    (До того – 26 ноября 2014 года 

    Маша проснулась, дрожа. Дотянулась до кружки с водой, стала пить, стуча зубами о край.

    Она опять успела отпрянуть в последний миг…

    "4 декабря, – записала она немного позже, когда пальцы смогли обхватить карандаш. – Непрямое продолжение. Я – всё то же изменяющееся существо без тела и без имени. То есть тело есть, но оно не имеет формы и границ. Но здесь все такие, и это никого не интересует. Зато отсутствие имени – позорно, теперь я это окончательно поняла. Похоже, что за обладание именем мне предстоит то ли поход, то ли испытание. Откуда-то я узнала, что раньше имя у меня было, но потом я его лишилась – не знаю, как именно. Вообще-то, может быть, этот сон навеян впечатлениями от вечернего просмотра материалов…"

    Трёхмесячная изнурительная работа дала результат, близкий к нулю. По крайней мере, так сейчас кажется. Всем.