Сарагга хмыкнул.

– Странно! Странно, жестоко и несправедливо! Наказывать вечными муками и долгим страданием за грехи, совершенные в течение шести‑семи десятков лет! Такой ничтожный срок!

– Тем не менее, – заметил Блейд, – мы успеваем натворить за это время столько пакостей, что вечные муки представляются мне самым подходящим наказанием.

– Возможно, ты прав… – задумчиво протянул философ. – Но я бы хотел поговорить не о страдании, а о блаженстве. Это куда более занимательная тема, друг мой! Любое разумное существо превосходно знает, что такое страдание, боль, муки и ужас; но вот блаженство… Где и каким образом вы надеетесь его достичь?

– В раю, – ответил странник.

– В раю? Что же такое рай?

– Место, где царят покой и любовь.

– Прекрасно! Но несколько примитивно, должен заметить.

Блейд задумался.

– Некоторые наши мудрецы и святые утверждали, что в раю человек испытает чувство слияния с Богом, – наконец сказал он.

– Это уже лучше. Единение с Богом, с Мирозданием, причастность ко всему происходящему в бесконечных Вселенных… – Сарагга потер лоб. – Мне нравится эта идея! Она мне близка, ибо, насколько я понимаю, именно это чувствуют Урены… – Он вдруг усмехнулся и бросил на Блейда лукавый взгляд. – Однако мне помнится, мы с тобой решили, что еще не готовы перейти в это почти божественное состояние. Значит, ты пока не хочешь воссоединиться с Божеством?

– Безусловно, нет, – согласился странник.

– Тогда изложенная тобой концепция рая несостоятельна. Истинный, настоящий рай – это такое место, куда человек согласен переселиться немедля. А ты, мне кажется, ничего не имеешь против любви, но вот покой и блаженство… Это явно не для тебя, а?

– Хм‑м… Может быть, дело в том, что мои представления о рае отличаются от общепринятых?

– Крайне любопытно! И каковы же они?

Это был серьезный вопрос! С одной стороны, рай мнился Блейду похожим на Дорсет: небольшой чистый и уютный городок, весь в зелени; приветливые лица, улыбки, цветы, дом, просторный и удобный, малышка Асти, несколько старых друзей, женщина… да, женщина, воплотившая в себе всех его подруг! Всех, кого он любил! Книги, немного музыки, долгие прогулки, неспешные беседы у камина…

Но видение этого добропорядочного английского рая то и дело перебивалось другими миражами. Он отнюдь не возражал против вечного блаженства в магометанском вкусе, прелестные гурии, услады чувственной страсти, любовь на лугу, любовь в лесу, любовь под струями фонтана, любовь в постели… Нет, это тоже было прекрасно, хотя начисто отвергало Дорсет с его тихими супружескими радостями! И в эту картину никак не вписывались ни Аста, ни старые друзья вроде лорда Лейтона и Дж.!

Наконец, была и Валгалла, выгодно отличавшаяся от мусульманского варианта возможностью подраться. Там имелись валькирии, еда и питье, а в перспективе маячило грандиозное побоище Рагнарека, скандинавские же боги, в отличие от капризного Саваофа, представлялись Блейду свойскими парнями, большими любителями помахать секирой и боевым топором.

Эти три концепции казались абсолютно несовместимыми! И странник понимал, что не может выбрать одну из них и не в силах представить рай, в котором нашлось бы место и Асте, и майским дорсетским тюльпанам, и гарему с черноокими гуриями и златовласыми валькириями, и буйным схваткам на глазах аплодирующих асов.