Глава 3

    ВЕСЕЛЕНЬКИЙ ЮБИЛЕЙ СЕМЕНА КАПИТОНОВИЧА

    После дикого сеанса психотерапии прошло около трех недель. За это время я написала отчет по малоизвестному трактату Плутарха, продублировала в нескольких сценах актрису на съемках фильма «Скалолазка и Последний из седьмой колыбели». О чем фильм, правда, так и не поняла. Про роддом, что ли? При чем там скалолазка?

    Леху я почти не видела с того раза. Он много работал, у них в конце месяца много бумажных хвостов вылезает... А может, пил. С него станется окунуться в это занятие с головой.

    Маме стало хуже. Если раньше она ела самостоятельно, то теперь потеряла к пище всякий интерес, поэтому ее приходилось кормить насильно. А еще она стала закрывать лицо бабушкиной шалью. Я читала об этом.

    В древности в жизни каждой молодой девушки происходил обряд ритуальной смерти, символизирующий окончание девичества и вступление во взрослую жизнь. Ее облачали в белый похоронный саван, а лицо закрывали материей, пряча его от посторонних глаз. Родственники и близкие плакали и прощались с ней... Этот ритуал проводится до сих пор, возможно, вы о нем слышали. Его называют свадьбой. В наше время мрачная инициация приняла атмосферу праздника. Саван частично утратил первоначальную функцию и стал просто красивым свадебным платьем с фатой. Но в случае с мамой не было намеков на праздник. Шаль, которую она натягивала на лицо, выглядела настоящим саваном. Я не знала, что с этим делать.

    Жизнь неспешно текла, неуклонно двигаясь к роковой дате семнадцатое июля. В этот день мой начальник Семен Капитонович справлял юбилей. Ему исполнилось шестьдесят пять. Хорошая дата, но речь не о ней. В тот день случилась катастрофа, которая перетряхнула мою жизнь основательней, чем когда бы то ни было.

    Я не хотела идти на юбилей, не с кем было маму оставить, потому что бабушка жила на даче - той, что возле железнодорожной ветки, по которой гуляют груженые товарные составы. Но Семен Капитонович сказал, чтобы я приходила вместе с мамой. И мне будет легче, и она развеется.

    Справляли в Кунцево, в каком-то кафе, переделанном из заводской столовой. Столы были составлены буквой «Т», причем юбиляр почему-то восседал у ее основания. Маму я посадила между собой и Верой Шабровой, с которой мы тысячу лет назад пережили невероятные приключения во Франции и Новой Зеландии. Мама ничего не ела, а только водила по сторонам диковатым взглядом, пугая гостей. Впрочем, в остальном она вела себя смирно.

    Когда прозвучал второй тост за здоровье юбиляра и опрометчивое пожелание «еще долгих, долгих лет руководящей работы», вызвавшее икоту у директора, у меня в сумке зазвонил телефон.

    - Ален, ты где сейчас?

    Голос Овчинникова из трубки звучал немного взволнованно.

    - На юбилее у своего начальника, - ответила я, заткнув мизинцем левое ухо, потому как в зале грянуло: «Пейдодна! Пейдодна!»

    - У Семена Капитоновича?

    - Что?.. А, да.

    - Я сейчас приеду. Нужно с тобой срочно поговорить. Где это?

    Я объяснила. Он повесил трубку, даже не попрощавшись. Вот чудной!

    Прошло часа два, за окнами стемнело. Зажглись фонари и окна многоэтажек. Признаться, я даже забыла про Лехин звонок. Было весело и шумно, еда не кончалась - прямо как у героев, пирующих в Вальхалле. Несколько раз под всевозможные тосты я опрокидывала в себя содержимое бокалов. Потом отдельно выпила с Верой, отдельно с Шурой Дементьевой, отдельно с незнакомым брюхатым человеком, который не знаю кто такой. Потом меня заставил себя уважить сам юбиляр... Когда поддатый тамада остервенело впился в клавиши гармони, ноги потянули меня из-за стола в пляс.