— Уж извини, — спокойно ответила я, — такая у меня природа.

— Не дай бог когда-нибудь так оголодать, чтобы захотеть крови Манюни, — содрогнулся Макс.

Вспомнив о наказе Лидии, я притормозила у заброшенной могилы.

— Макс, у тебя платок есть?

Племянник, покопавшись в карманах, вытащил пачку «Парламента», вытряхнул из нее остатки сигарет и протянул мне:

— Сюда набери.

Стоило мне присесть на корточки, как в воздухе запахло табачным дымом.

— Ох, Макс, — я покачала головой, собирая землю, — бросай ты это дело. После превращения все равно об этой гадости придется забыть.

Макс невозмутимо стряхнул пепел на землю, но я заметила, как дрожат его пальцы.

— Думаю, после всего, что сегодня произошло, я имею право на сигарету, — глухо произнес он.

Черт, не стоило при нем утолять жажду! Раньше Макс никогда не видел, как я пью кровь. Одно дело — знать о том, что твои милые дядюшки и тетушки хлещут человеческую кровь, и другое — увидеть, как они это делают. Помню, когда я, еще до своего превращения, случайно застала Лидию сосущей кровь из взрезанного запястья горничной, я на мать неделю без содрогания смотреть не могла. Надеюсь, Макс менее впечатлителен. В том, что Цепеш и не вспомнит о том, что с ним произошло, я была твердо уверена, а вот сможет ли забыть увиденное Макс — большой вопрос.

Наполнив пачку, я выпрямилась и взглянула ему в глаза.

— Послушай, Макс, мне жаль, что ты это видел. Но парень сам виноват. Нечего ему было за нами увязываться.

— Скажи мне, Лиза… — Макс сделал глубокую затяжку и щелчком отбросил сигарету под ноги. — Если бы сейчас ты могла вернуться на много лет назад и вновь стать человеком, согласилась бы ты на укус вечности?

Луна за спиной Макса освещала потемневшее надгробие. Свет падал так, что была видна только часть даты на памятнике. Год моего рождения.

— Понимаешь, Макс, — натянуто сказала я, — если бы я не согласилась тогда на это, сейчас бы я не стояла перед тобой, а лежала бы в земле. Возможно, под одной из этих плит. Подумай об этом, прежде чем осуждать меня. И всех нас.

Я развернулась и зашагала к выходу. Макс быстро нагнал меня, и его рука мягко сжала мое плечо.

— Лиз, я не осуждаю тебя, — сдавленно пробормотал он. — Я просто пытаюсь понять для себя, стоит ли оно того. Ведь пока у меня еще есть выбор.

— У тебя есть не выбор, у тебя есть шанс, — поправила я. — И этот шанс дается лишь одному человеку из тысячи. Сгнить в земле через пятьдесят лет или прожить на свете двести, а при благоприятном стечении обстоятельств и все пятьсот лет. И все эти годы быть молодым и полным сил, а не превращаться день за днем в ходячую развалину.

— Но это моя жизнь, Лиза, — упрямо возразил Макс. — И я хочу распорядиться ею сам.

— Ты можешь распорядиться своей жизнью, Макс, — сухо сказала я. — А можешь ее просвистеть. Вот и весь выбор. Другого не дано.

До самой машины мы молчали, а когда сели в салон, племянник тихо спросил:

— Лиз, а как это произошло с тобой? Ты ведь никогда не рассказывала.

Я отвернулась к окну, и мне почудилось, что в свете задних фар мелькнул худенький черный силуэт, словно кто-то выбежал на дорогу и смотрел нам вслед. Но машина уже свернула в сторону, и старое кладбище осталось позади.

— Лиз, ну чего ты, — обескураженно заметил племянник, настороженный затянувшейся паузой. — Не хочешь говорить — дело твое.

— Я сегодня очень устала, Макс.