Князь выпрямился словно от удара и воскликнул:

— Где? Давай!

Антон подал ему свиток с восковой печатью на тесемке.

Князь дрожащей рукой сорвал шнурок и, развертывая свиток, сказал Антону:

— Гонца в избу сведи! Напой, накорми!

Антон ушел, а князь стал читать каракули боярина, своего друга.

«И слышь, немчину этому про твоего сына ведомо. С того и посылаю до тебя. А княгинюшке твоей от нас поклон зем…»

Князь не дочитал до конца послание и, выскочив из горницы, закричал не своим голосом:

— Эй! Кто есть!

На зов к нему подбежал отрок.

— Беги в избу! Вели Антону немчина сюда привести. Живо!

Давно никто не видал такого оживления в лице и в движениях князя. Он не мог сидеть и бегал по горнице. Заслышав шаги, он сам отпахнул дверь и, увидев Эхе, с порога закричал ему:

— Что знаешь про сына?

Эхе смутился и почесал правой рукой за ухом.

— О каком сыне?

— О моем, моем! — закричал нетерпеливо князь.

Эхе покачал головой.

— Про мальшик говорил. А мой не знайт, ваш сын, не ваш сын, — ответил он.

— Про какого мальчика? Ох, да говори же!

— Дозволяй мне пить! Горло сохло. Жарко.

Князь захлопал в ладоши.

— Меду ковш!

Мед появился тотчас. Эхе выпил с половину ковша и, вытерев рукавом усы, медленно начал свой рассказ.

Князь жадно его слушал, не прерывая до самого конца.

Эхе кончил и замолчал. Князь сидел, опустив голову, что-то соображая, и вдруг вскочил на ноги.

— Антон, зови слуг! — приказал он и, взяв Эхе за рукав, потащил его к крыльцу, куда Антон торопливо согнал дворню.

— Был рыжий скоморох с теми? — спросил князь у слуг.

— Был, князь-батюшка! Поводырем был, — ответило несколько голосов.

— А с ними щуплый такой, был?

— Был, был! И мальченка еще. Да много их, чтоб им пропасти не было! раздались снова голоса.

Лицо Теряева просветлело.

— Коней, Антон! — закричал князь. — И ты, немчин, со мной! Едем к твоему приятелю! Ну, живо!

И через десять минут они мчались по дороге в Москву.

Эхе и Антон не могли на своих конях поспеть за кровным аргамаком князя, и он скакал далеко впереди их; но когда они сделали роздых на полпути в съезжей избе, князь не гнушаясь посадил с собой за стол Эхе и Антона и снова стал расспрашивать немчина.

— Расскажи мне, какой он из себя?

И эхе опять описывал мальчика, описывал сарай, в котором нашел его, рассказывал о своих мытарствах с ним и, наконец, про доброго немца-цирюльника и его сестру.

— Не приметил ли ты складня на нем? Цепка из золота, кольчужками?

— Нет! — покачал головой немец. — Голая шея, ничего не было.

— Не он! — упавшим голосом сказал князь. — У того складень, наше благословение.

— Эх, князь! — вмешался Антон. — Да нешто вор этот, Федька, оставит у него золото?

— И то! — оживился князь. — Верно! Он, он, мой Михайло! Но уж этому, — лицо князя потемнело, и он стукнул кулаком по столу, — Федьке, вору и разбойнику, будет солоно! Завтра же его в разбойный приказ уведут и там… — Он не окончил, но Эхе, взглянув на него без слов понял, что ожидает содержателя рапаты, и вздрогнул.

Князь забылся: его увлек поток мыслей и чувств, и он продолжал говорить вслух:

— Но кому нужен был мой Михалка? Может, они просто крадут и ждут выкупа… Не слышал я про такие дела… Крадут для нищенства да для скоморошьего дела, так больше от посадских да торговых людей… Ну, да уж доберусь я до правды: огнем и водою, дыбой и плетью, всем, что в застенке есть! А пока, — вдруг очнувшись, резко сказал он, — поедим да соснем малость!

И, сразу оборвав речь, он подвинул к себе миску с вареной курицей и ендову с вином.