– Не чета вам.
– Вы очень любезны.
– Уверена, вы обведете его вокруг пальца.
– Меня вдохновляет ваша уверенность, – ответил Доктор и вышел.
Мисс Минг тяжко вздохнула и понуро поплелась к гардеробу. Надев вечернее платье из зеленого и пурпурного шелка, она подошла к настенному зеркалу. Растрепанные волосы и заплаканные глаза привели к новому вздоху. Однако, вспомнив о твердом обещании Доктора урезонить Огненного Шута, она немного приободрилась.
– Выше нос, Мэвис, – прошептала мисс Минг. – Скоро всему конец. Ты снова сможешь повсюду бывать. Если ты справишься с ролью, все будут благодарны тебе не меньше, чем Доктору. Ты сделаешься уважаемой особой.
Придя к этой утешительной мысли, мисс Минг занялась собой, и в скором времени (не станем уточнять этот срок) на ее плечах заиграли золотистые локоны (немного завивки), на щеках вспыхнул румянец (в меру румян), глаза распахнулись (тушь для ресниц, без излишка), а синева ее взгляда стала неотразимой. Приколов к платью нежную орхидею, надев серьги, браслеты, бриллиантовое колье и покрутившись (чуточку) перед зеркалом, мисс Минг заключила:
– Теперь ты можешь сидеть за одним столом с императором Африки.
Довольная собой, мисс Минг вышла из комнаты. Перед ней лежали длинные коридоры. Во всех коридорах горели редкие факелы, создававшие таинственную игру мрака и света, неизменно леденившую душу, хотя Доктор и толковал, что этот призрачный тусклый свет создает настроение.
Преодолев безотчетный страх, мисс Минг вошла в зал, огромный и сумрачный, отведенный радушным хозяином для приема гостей. За длинным столом друг против друга сидели Доктор Волоспион и Огненный Шут, которым прислуживали бесшумные роботы. В зале голубовато-мертвенным светом горели архаичные люминесцентные лампы. Они гудели и беспорядочно вспыхивали. В помещении был и камин, в котором не менее архаичные лампочки имитировали горящие угли, но он лишь выхватывал из темноты мрачную фигуру сидевшего к нему спиной хозяина замка. Над камином на каменной шероховатой стене висел портрет Доктора, изображенного во весь рост.
При виде вошедшей дамы мужчины поднялись из-за стола.
– Мадонна! – выдохнул Иммануил Блюм.
– Добрый вечер, мисс Минг, – Доктор Волоспион поклонился.
– Добрый вечер, джентльмены, – ответила Мэвис Минг, едва справляясь с волнением. – Рада видеть вас, мистер Блюм.
Огненный Шут смутился и уткнулся в тарелку.
Мисс Минг не лез кусок в горло. Сев за стол, она только делала вид, что ест, как, впрочем, и Доктор. Несмотря на его пояснения, она не могла понять, зачем такой интеллигентный, здравомыслящий человек снисходит до приватного общения с психопатом, который того и гляди разразится идиотическим монологом. Однако ее опасения оказались напрасными: Огненный Шут, похоже, даже не помышлял о зажигательной речи, а разговор за столом, хотя и не носил идиллического характера, но и не обещал вылиться в бурное столкновение.
– Вы все об идеалах, – услышала Мэвис снисходительный голос Доктора, – а я смотрю на вещи реально, хотя порой и восторгаюсь уловками, придающими значимость стремлениям человека.
– Уловки – это по вашей части, ибо вы черствы и безнравственны, – ответил Огненный Шут. – Вы не способны верить в прекрасное, да и вообще не верите ни во что.
– А зачем? Миллионы людей отдали жизнь за веру, по существу отличную от других только частностями. Не глупо ли?
– Клоуны, да и только. Вроде меня.
Доктор опешил.
– Вы согласны?
– Клоун плачет и смеется, знает радость и горе, а иные в этом проявлении чувств видят лишь шутовство. |