Он не мог представить себе, как сможет посмотреть ей в глаза, если даже вид местности, свидетельницы их невинных прогулок, привел его в замешательство. Кэтрин звала его, Вертер не отзывался, отгородившись тяжелой дверью. Все же он увидел ее, когда она прогуливалась внизу, под окном, по небольшому зеленому холмику, затерявшемуся среди скал. Вертеру показалось, что Кэтрин не изменилась. Но он знал: она в смятении, оттого что потеряла невинность. И это он, Вертер, всему виной. Это он затянул непорочную девочку в сети плотской любви с ее извращенными радостями.
– Кэтрин! Кэтрин! – вырвалось у него. – Воистину, я преступник, растлитель душ. Имя мое – Вероломство.
* * *
Только на следующее утро Вертер решился поговорить с Кэтрин, посчитав, что тягостный разговор все же лучше томительного молчания. Когда девочка вошла в комнату, Вертер, стараясь не глядеть на нее, произнес глухим голосом:
– Я виноват перед тобой, Кэтрин.
– Оттого, что мы рано уехали с бала, дорогой Вертер? Оттого, что ты не дал мне досмотреть маскарад?
– Нет! – Вертер зажал себе уши. – Я не в силах поправить причиненное тебе зло, но я попытаюсь скрасить твою дальнейшую жизнь. Ты оставишь меня, чтобы забыть о своих страданиях. Тебя не откажется приютить Монгров. Думаю, он будет добр к тебе. А мой удел – горькое одиночество.
Вертер окинул девочку взглядом. Ему показалось, что она повзрослела, а ее красота поблекла. Он застонал. Да-да, под холодными пальцами самого льстивого, самого изощренного сластолюбца, имя которому Смерть!
– Я был слишком высокомерен, пестовал свою гордость! – воскликнул Вертер. – Кичился собственным благородством. А теперь я – последний из негодяев!
– Ты сегодня говоришь странные вещи, дорогой Вертер, – ответила Кэтрин. – Я совсем не понимаю тебя.
– Это неудивительно. Ты не знаешь жизни, неопытна. – Вертер разрыдался и прикрыл руками лицо.
– Вертер, прошу тебя, успокойся. Разве можно так долго мучиться? Ты удивляешь меня.
– Я не в силах спокойно говорить о своем чудовищном преступлении, – сдавленно произнес Вертер, не отнимая рук от лица. – Я лишил тебя детства, осквернил твою душу. Мне ли было не знать, что настанет время, когда и ты захочешь вкусить радость настоящей любви. Мне следовало подготовить тебя, объяснить, что такое чистая пламенная любовь, чтобы ты не ошиблась и получила от любви настоящее наслаждение.
– Но я и так осталась довольна. Вертер поник головой.
– Это было не то наслаждение, – опустошенно пояснил он.
– Ты считаешь, что мы нарушили некие правила поведения?
– В этом мире не существует никаких правил, не существует морали. Но ты ребенок, в тебе заложены правила нравственности. Я тешил себя надеждой, что с моей помощью ты станешь им следовать. Когда-нибудь ты поймешь, что я имею в виду. – Помолчав, Вертер продолжил дрожащим голосом: – Если ты еще не питаешь ненависти ко мне, то возненавидишь меня потом. Да, ты возненавидишь меня.
Кэтрин тихонько рассмеялась.
– Это глупо, Вертер, – сказала она воркующим голосом. – Я действительно получила настоящее удовольствие.
Вертер отшатнулся, выставив вперед руки, словно защищаясь от внезапного нападения.
– Твои слова ввергают меня в отчаяние, – чуть слышно произнес он.
Девочка подошла к Вертеру и погладила его по бескровной руке. Он выдернул руку.
– А! – радостно воскликнула Кэтрин. – Все ясно: я пробудила в тебе желание.
– В некотором роде, – машинально ответил Вертер, пребывая в задумчивости. |