Додумать не дали.

За столом, болтливым и часто вспыхивающим дружным смехом, едоки вдруг громко и неудержимо расхохотались. Хохотали даже Элфрид и дети.

Наташа и Аедх как раз закончили наполнять последние тарелки вторым, так что, подойдя к столу, Аедх спросил:

– Что вызвало ваш смех?

– Уэйтн бросил Симаса в его разлюбезной оружейной! – смеясь, объяснили ему. – И набивается в ученики к Элфриду!

Уэйтн сидел привычно невозмутимый, хотя Симас не хило так проезжался по новому увлечению своего товарища.

Элфрид тоже казался спокойным, пусть по его губам и бродила лёгкая усмешка, едва он совладал с собой и прекратил хохотать.

Чему больше всего удивилась в этой ситуации Наташа, хоть и прятала это удивление за привычной улыбчивостью вынужденной хозяйки: ни волки не старались делать вид, что представители древнего рода – да тот же Эктор! – могут заставить их относится к ним с почтением; ни сам Эктор, как и Миранда, не обращали внимания на вольности тех, кто по положению ниже их. И старик не одёргивал тех, кто вёл себя за столом излишне бесцеремонно.

Но ведь Миранда чётко показала, что для неё сословные предрассудки, точнее – барьеры, – существуют! Что есть господа и есть простолюдины!

«Ничего не понимаю!» – призналась себе девушка. Но решила оставить этот вопрос на будущее. Если появится тот, кому не будет стыдно задать такой вопрос. Аедха почему то спрашивать о странностях поведения едоков за столом не хотелось.

Когда доедали второе, исподтишка наблюдавшая за едоками Наташа не сразу, но разглядела: Элфрид не отказывался от общей беседы, но частенько словно застывал, будто не осознавал, что находится, по сути, среди толпы, и наглухо уходил в свои мысли. Сначала она даже снисходительно улыбалась этому его состоянию, но потом её торкнуло взглянуть на Эктора. Тоже поначалу не догадалась, почему он время от времени опускает голову, будто пытаясь рассмотреть, что у него на тарелке.

Для Наташи поведение Эктора и Элфрида были разными эпизодами.

Но потом она бросила взгляд на Аедха – и замерла, чувствуя себя охотником.

Воин маг тоже склонился над своей тарелкой, словно высматривал в неё нечто. В отличие от других волков, он казался настолько неподвижным, будто услышал что то подозрительное – и теперь прислушивается, чтобы понять, прав ли он в своих подозрениях или же слух его обманул.

И вот тут то Наташа и сообразила быстро посмотреть на Эктора и Элфрида. Торопливые секунды, пока Аедх изучал свою тарелку, и мальчик, и старый эльф тоже смотрели в нечто. Чтобы закрепить результат и убедиться, что застылость всех троих в одно и то же время есть неслучайность. И девушка успела поймать ещё два случая, когда замирал один – и в то же время словно каменели другие двое.

По общему напряжённому состоянию, по ушедшим в себя глазам она определила, что трое прислушиваются. Но к чему?

Вспомнила, что среди едоков есть ещё один эльф – Уэйтн. Вроде он тоже должен быть склонным к магии? Ну, в смысле, прислушиваются то три сильных, насколько поняла Наташа, мага. А значит… Ничего не получилось. Уэйтн болтал и смеялся – и не думал замирать вместе с той троицей, расслышав что то. Или – наоборот: не расслышав. Или… Не ожидая, что может случиться это нечто?

Слегка рассердившись новой тайне, чуть приоткрытой ей, Наташа быстро просчитала: Аедх вряд ли ей объяснит, почему он так ведёт себя за столом. То же и Эктор. А вот Элфрид… Поймать его отдельно ото всех – и напрямую спросить, почему они трое… Ой, а он знает, что другие двое вели себя так же, как он?

Ладно, надо будет спросить у него – только у него! – почему он так себя вёл за столом.