И солнце, и звезды стали ей не важны.
Важно было то, что происходило с самою горой и в ее недрах. Она
чувствовала, как в глубине скал и пещер вершится неподвластная
ее воле работа, как прочный камень крошится и выветривается
слой за слоем, как все глубже вгрызаются в ее плоть ручьи и
водопады. Исчезли льды, возникли озера, лес обернулся каменной
пустошью, а луга -- черными болотами, далеко протянулись морены
и следы камнепадов, а окрестные земли притихли и словно
обуглились. Гора все больше уходила в себя. Ни солнце, ни
созвездья ей не ровня. Ровня ей ветер и снег, вода и лед. Ровня
ей то, что мнится вечным и все-таки медленно исчезает, медленно
обращается в прах.
Все ласковее вела она в долину свои ручьи, осторожнее
обрушивала лавины, бережнее подставляла солнцу цветущие луга. И
вот на склоне дней гора вспомнила о людях. Не потому, что она
считала их ровней себе, нет, но она стала искать их,
почувствовав свою заброшенность, задумалась о минувшем. Только
города уже не было, не слышалось песен в долине влюбленных, не
видно было хижин на пастбищах. Люди исчезли. Они тоже
обратились в прах. Кругом тишина, увядание, воздух подернут
тенью.
Гора дрогнула, поняв, что значит умирать, а когда она
дрогнула, вершина ее накренилась и рухнула вниз, обломки
покатились в долину влюбленных, давно уже полную камней, и
дальше, в море.
Да, времена изменились. Как же так, отчего гора теперь все
чаще вспоминает людей, размышляет о них? Разве не чудесно было,
когда в солнцеворот загорался костер, а в долине влюбленных
бродили парочки? О, как сладко и нежно звучали их песни!
Древняя гора погрузилась в воспоминания, она почти не
ощущала бега столетий, не замечала, как в недрах ее пещер тихо
рокочут обвалы, сдвигаются каменные стены. При мысли о людях ее
мучила тупая боль, отголосок минувших эпох, неизъяснимый трепет
и любовь, смутная, неясная память, что некогда и она была
человеком или походила на человека, словно мысль о бренности
некогда уже пронзала ее сердце.
Шли века и тысячелетия. Согбенная, окруженная суровыми
каменными пустынями, умирающая гора все грезила. Кем она была
прежде? Что связывало ее с ушедшим миром -- какой-то звук,
тончайшая серебряная паутинка? Она томительно рылась во мраке
истлевших воспоминаний, тревожно искала оборванные нити, все
ниже склоняясь над бездной минувшего. Разве некогда, в седой
глуби времен, не светил для нее огонь дружбы, огонь любви?
Разве не была она -- одинокая, великая -- некогда равной среди
равных? Разве в начале мира не пела ей свои песни мать?
Гора погрузилась в раздумья, и очи ее -- синие озера --
замутились, помрачнели и стали болотной топью, а на полоски
травы и пятнышки цветов все сыпался каменный дождь. Гора
размышляла, и вот из немыслимой дали прилетел легкий звон,
полилась музыка, песня, человеческая песня, -- и гора
содрогнулась от сладостной муки узнаванья. |