Изменить размер шрифта - +

    И  тогда  Кубу  встал  и спустился из дупла, отрезвленный,
почти разочарованный.
    "Проклятье жреца -- ничто", -- с удивлением подумал  он  и
занялся  поиском  пищи,  а  когда  утолил  голод  и ощутил, что
жизненные токи  вновь  побежали  по  телу,  в  душе  его  вновь
пробудились  гордость  и  ненависть.  Теперь  он  уже  не хотел
возвращаться  к  своим.  Теперь  он   хотел   быть   одиночкой,
изгнанником,  тем,  кого  ненавидят,  тем, кого жрец, безглазая
тварь, проклял в бессильной  злобе.  Он  хотел  быть  одиноким,
всегда одиноким, но прежде хотел совершить свою месть.
    И  он  шел и думал. Он раздумывал обо всем, что когда-либо
пробудило его сомнение и оказалось обманом, но больше всего  --
о  барабане  жреца,  о его празднествах, и чем дольше он думал,
чем дольше он был один, тем яснее он видел: обман, да, все было
обман и ложь. Поняв же это, он  продолжал  думать  и  всю  свою
обострившуюся  недоверчивость  обратил  к  тому, что почиталось
истинным и священным. Что такое хотя бы  бог  леса  или  лесная
священная  песнь? И они -- ничто, и здесь обман! И, преодолевая
ужас в душе, он запел лесную священную  песнь  с  насмешкой,  с
презреньем,  коверкая  каждое  слово, и он трижды выкрикнул имя
лесного  бога,  имя,  которое  никто,  кроме  жреца,  не   смел
произнести  под  страхом  смерти,  --  ничего  не случилось, не
грянула буря, не вспыхнула молния!
    Много дней и недель блуждал по лесу покинувший  племя,  на
его  лбу  над  бровями пролегли морщины, взгляд стал острым. Он
совершил то, на что никто  никогда  не  отваживался:  вышел  на
берег  лесного потока при полной луне. Там он долго смотрел без
страха прямо в глаза отраженью луны, а затем и  самой  луне,  и
всем  звездам,  и  не  стряслось никакого несчастья с ним. Ночь
напролет он сидел у воды, предаваясь запретным радостям  света,
и  пестовал  свои  мысли.  Множество смелых и страшных замыслов
зародилось в его душе. "Луна -- мой друг, --  думал  он,  --  и
звезда -- мой друг, а старый слепец -- мой враг. И, значит, это
„за  краем", может быть, лучше, чем наше „в лесу", и, может быть,
все, кто говорит о священности леса, тоже  лгут!"  И,  опередив
многие поколения людей, однажды ночью он пришел к дерзновенной,
поразительной  идее:  можно связать лианами несколько древесных
стволов, сесть на них и плыть по течению. Его  глаза  блестели,
сердце  билось  гулко.  Но  идея осталась невоплощенной -- река
кишела крокодилами.
    Итак, единственный путь в будущее:  выйти  за  край  леса,
если  только  у  леса  есть край, и отдаться во власть пылающей
пустоты, зловещей земли "за краем". Он  должен  выстоять  перед
этим  чудовищем  --  солнцем.  Потому  что  -- кто знает? -- не
окажется ли и древняя истина о  том,  что  солнце  ужасно,  еще
одной ложью?
    При  этой мысли -- последней в стремительно быстром жарком
потоке -- Кубу охватила дрожь.
Быстрый переход