Изменить размер шрифта - +
Поэтому вы к нам, черным, и приезжаете, да? Хочешь еще? Давай приласкай его. — Он подвинулся к Вале и сунул ей в лицо что-то мокрое, сморщенное. — Ну, пососи! А хочешь, я тебя кончу прямо в рот?

Только тут Валюша сообразила, что именно так неприятно и липко холодит ей щеку. Дикий спазм из самого нутра прошел по телу, согнув его в ломаную дугу. Она едва успела повернуть голову набок, как гортань, болезненно и неудержимо, исторгла из себя что-то обжигающе кислое, сведшее мгновенной оскоминой скулы. За первым спазмом последовал второй, потом третий.

Валюту рвало долго, горько и мрачно.

— Умойся, — брезгливо сунул ей бутылку с водой Рустам. — Вставай, в гостиницу отвезу.

Оказывается, машина никуда и не уезжала. Едва Валюша шагнула за ближние кусты, как уперлась в ее гладкий светлый бок. И водитель сидел на своем месте, надвинув на лицо широкую кепку.

В номере она приняла душ, переоделась. Аккуратно собрала вещи. На гостиничной салфетке написала два слова «Алик, прости», положила бумажку сверху одежды, застегнула молнию на сумке. Потом подошла к открытому окну, точно зная, что должна сделать. Внизу у входа в гостиницу стояла группа людей, слышались смех и голоса.

— Я не могу прыгнуть прямо на них, — подумала Валюша. — Надо подождать, пока уедут.

И села под окно на пол, вся превратившись в слух. Она не хотела потерять ни секунды после того, как наступит тишина.

Внизу заработал мотор, девушка напряглась: сейчас!

— Валентина! — громко позвал кто-то снизу. — Корнилова! Спускайся! В аэропорт опоздаем.

Уезжайте же скорее, молила Валюша. Пожалуйста!

— Валюха! — ввалился в номер Игорь Маслов. — Опаздываем! Давай сумку. Ты чего такая бледная? Перепила? Эти азербайджанские друзья своим гостеприимством мертвого ушатают!

Подхватил пластилиновую девушку под руку и потащил к лифту.

В самолете она вдруг осознала, что летит в Ленинград, а в аэропорту ее встретит Алик.

— Как? — заволновалась она. — Мне нельзя домой! Отвезите меня обратно! Нет! Лучше откройте окно! Я сама!

— Что с тобой, Корнилова? — выплыл из похмельного сна придремавший шеф. И увидев лицо Валюши, мгновенно проснулся. — Стюардесса!

— У нее температура, — растерянно показала пассажирам градусник испуганная бортпроводница. — Почти сорок один!

На руки встречающему супругу Валюшку передали практически в бесчувствии.

— Наверно, так перемена климата подействовала, — предположил виноватый шеф. — Может, сразу в больницу?

— Лучше отвезите нас домой, — попросил Алик, — у нас сосед — аспирант из медицинского.

Почти четыре дня Валюта плавала в температурном бреду, и муж, не отходя от ее постели, менял мгновенно становившиеся сухими полотенца на лбу, поил с ложечки, обтирал водой с уксусом, строго, по часам, следил за тем, чтоб сосед-медик не забыл про очередной укол.

На пятый день Валюша проснулась рано утром, прижмурилась от яркого солнышка, шкодливым паучком влезшего в дырку меж шторами, и улыбнулась:

— Алик…

А к вечеру, весело напевая, уже прибиралась в изрядно захламленной комнате, услав мужа на общую кухню варить куриный бульон.

Ей было покойно и хорошо. Воспоминания о страшной ночи попросту сгорели в температурном огне. И когда на краешке сознания вдруг выплывала противно шевелящаяся гусеница, кроваво перекушенная пополам, Валюша забавно сморщивала нос, удивляясь: надо же, какой только кошмар не привидится!

Она не прилагала никаких усилий, не приказывала себе что-то забыть. Видно, сама природа решила по справедливости, что конкретный кусок Валюшиной памяти нужно стереть.

Быстрый переход