— Но, Джерри, я подумал, что полуось…

— На хуй полуось. На хуй машину. Речь о твоей жизни идет. — Все трое прошли в мрачную гостиную — тут перезапуск уже прошедшего момента замигал и вырубился навеки.

Глава вторая

— Джентльмены клуба «Светские Львы Анахайма», — сказал человек у микрофона, — сегодня вечером у нас есть замечательная возможность, предоставленная руководством Оранжевого округа, послушать, а затем задать вопросы тайному агенту по борьбе с наркотиками из ведомства шерифа Оранжевого округа. — Человек в розовом костюме из вафельной ткани, с желтым пластиковым галстуком на шее, в голубой рубашке и ботинках из кожзаменителя буквально лучился улыбкой; человек этот явно страдал излишком веса и возраста, а также счастливого блаженства — даже когда не от чего было особенно блаженствовать.

Наблюдая за ним, тайный агент по борьбе с наркотиками почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

— Далее, вы легко можете заметить, — продолжал конферансье клуба «Светских Львов», — что вам едва виден этот человек, сидящий непосредственно справа от меня, ибо на нем сейчас так называемый шифрокостюм. Именно такой костюм он обязан носить в определенные моменты — а по сути, практически постоянно — во время своей каждодневной правоохранительной деятельности. Позднее он объяснит, почему.

Аудитория, в которой, как в зеркале, всеми возможными способами отражались достоинства конферансье, приглядывалась к человеку в шифрокостюме.

— Этот человек, — объявил конферансье, — которого мы будем звать Фредом, ибо такова его конспиративная кличка, под которой он докладывает о собранной информации, оказавшись внутри шифрокостюма, не может быть опознан ни по внешности, ни по голосу — даже при помощи технологической спектрограммы речи. Он выглядит как смутное пятно — и ничего больше. Разве я не прав? — Он изобразил широчайшую улыбку. Аудитория, посчитав это и впрямь забавным, тоже немного поулыбалась.

Шифрокостюм был изобретен в лабораторном комплексе «Белл» — после того, как случайно возник в воображении одного из местных сотрудников по имени С. А. Пауэрс. Несколько лет назад С. А. Пауэре проводил эксперименты по воздействию растормаживающих веществ на нервную ткань и однажды вечером, сделав себе инъекцию препарата IV, считавшегося вполне безопасным и умеренно эйфористическим, испытал катастрофическое падение уровня цереброспинальной жидкости в своем головном мозге. Затем он субъективно наблюдал бледное световое пятно, спроецированное на дальнюю стену спальни, в котором с калейдоскопической быстротой сменяло друг друга то, в чем С. А. Пауэре тогда опознал произведения современной абстрактной живописи.

Около шести часов подряд, пребывая в трансе, С. А. Пауэре наблюдал, как в световом пятне одна за другой стремительно проскакивают тысячи картин Пикассо. Затем его угостили Паулем Клее, причем в объеме куда большем, чем художник сотворил за всю свою жизнь. Далее, наблюдая, как друг друга с бешеной скоростью сменяют полотна Модильяни, С. А. Пауэре предположил (кое-кому для всего требуется теория), что розенкрейцеры телепатически внедряют в него картины — вероятно, ускоряя процесс посредством микрорелейных систем самого последнего образца. К тому времени, как его стали измочаливать картинами Кандинского, С. А. Пауэре вспомнил, что Русский музей в Ленинграде специализируется как раз на таком абстрактном модерне, и решил, что Советы пытаются телепатически с ним связаться.