Иванов и Гаевский слушали Шумилова со всё возраставшим вниманием. Когда на столе появились ценные бумаги, сыщики взялись их рассматривать, передавая друг другу.

— Секундочку, Алексей Иванович, сначала ответьте-ка сами на вопрос, — подал голос Агафон, — насколько достоверно утверждение, будто именно эти облигации хранились у покойного скопца? Не выдаёте ли вы желаемое за действительное?

Шумилов рассказал о посещении государственной комиссии по управлению долгами и своём общении с её руководителем.

— В этой комиссии есть списки крупных держателей облигаций разных выпусков. Эти списки составляются на основании сведений, получаемых со всей Империи, при получении купонного дохода. Так вот, по всем четырем облигациям, которые вы сейчас держите в руках, купонные доходы прежде получал Николай Назарович Соковников, — ответил Шумилов.

— Ну, что такого? — задумчиво пробормотал Гаевский. — Ну, попало в руки жидовских банкиров несколько штук облигаций… сие покуда ничего не значит!

— Облигаций у Глейзерсов очень много — более девятисот штук, во-о-от такая пачка, — Шумилов раздвинул пальцы, демонстрируя толщину стопы, увиденной в доме на Полтавской. — Все они одной серии, номера идут последовательно.

— Вы хотите сказать, что видели эту пачку? — с сомнением в голосе уточнил Гаевский.

— Именно! Собственными глазами.

— Извините, не могу поверить, — усмехнулся Владислав. — Я не могу представить себе банкира, который вытащил бы из своего несгораемого шкафа подобную пачку и показал бы её клиенту. Это против всех правил! Он, часом, слитки золота вам не демонстрировал? Или, может, палладиевые монеты из уставного капитала?

— Нет, ни николаевские палладиевые монеты, ни золото в слитках братья Глейзерс мне не демонстрировали. Но вот пачку облигаций на девятьсот с лишним штук одной серии я видел своими глазами.

— Но как же вы уговорили их вам показать? — не унимался Гаевский.

Шумилов рассказал о маленьком представлении с участием госпожи Раухвельд, в котором он принял участие. Сыщики выслушали его не перебивая.

— Что ж тут сказать? — вздохнул Иванов. — Хорошая работа, Алексей Иванович, я бы сказал, отличная, с выдумкой. Давайте обдумаем, что нам даёт это открытие…

— Мы не сомневались в факте кражи, — заговорил Гаевский. — Теперь у нас есть кое-что из краденого, по крайней мере, что-то мне подсказывает, что именно так и есть. Я так понимаю происшедшее: вор продал конторе Глейзерсов похищенные облигации за полстоимости или даже за треть номинала и получил наличные деньги, пусть в половинном размере или даже меньше, но зато всё и сразу. Понятно, что банкирам это тоже чрезвычайно выгодно, потому как Глейзерсы могут неспешно перепродавать облигации, постепенно выставляя на торги по ценам гораздо более высоким, чем покупочная. Даже то, что они продают их с дисконтом, всё равно гарантирует им колоссальный доход. Глейзерсы хорошенько наживутся на разнице цен.

— Мог эти облигации продать сам Соковников? — размышляя вслух, спросил Иванов. — Что-то маловероятно…

— Какой смысл продавать облигации, приносящие надежную постоянную прибыль? — ответил вопросом на вопрос Гаевский.

— Смысл подобной продажи мог быть только один — срочная потребность в очень большой сумме денег, — заметил Шумилов.