Такой вот благожелательный сморчок-старичок, прямо хоть образ с него пиши, да на киот ставь.
— Так я расследования не веду, Владимир Викторович, куда ж мне-то? — усмехнулся Шумилов. — Это следователь прокуратуры должен делать. Просто вот приехал, погостить. Хорошо у вас тут. Как Василий Александрович себя чувствует?
— Нездоров он, переживает много. Похудел совсем, как в народе говорят, с лица спал. Да вы сами сегодня его видели! Доктор говорит — почки плохие, вода ему наша не подходит. А я вот думаю — вода как вода. Вот мы живем, и ничего такого не замечаем. А молодой господин свет-душа, болезный… А не хотите ли, часом, кваску холодненького с дороги? Или лучше водочки-с? В холодном стаканчике, со слезой?
— Да, квасу принесите, Владимир Викторович. Я на веранде посижу, на парк посмотрю… Красивый он у вас.
Шумилов уселся в одно из четырёх плетёных кресел, расположенных на террасе, поставил ноги на скамеечку, любовно установленную подле. Здесь же лежал брошенный кем-то клетчатый плед. Алексей прикрыл им спину и плечи и, откинувшись назад, смежил веки. Убаюкивающе шелестела листва в кронах деревьев, не доносилось никаких чужеродных звуков — не звенела конка, не гудели корабли, не грохотали ломовые телеги — всё вокруг дышало тишиной и покоем. Алексей отдался во власть расслабляющей неги и, почувствовав усталость после сегодняшних длительных переездов, погрузился в сладко-дремотное оцепенение.
Однако, внезапно почувствовав на себе взгляд, открыл глаза и увидел неслышно подошедшего Базарова с подносом, на котором стоял запотевший стакан с квасом. Ноги лакея оказались обуты в домашние туфли на войлочной подошве, отчего он передвигался бесшумно, «аки тать в ночи» — почему-то пришло Алексею на ум архаичное бабушкино выражение. Взгляд Базарова излучал доброту и преданность, он смотрел прямо и бесхитростно. «Вот поди и разбери, что из себя представляет человек. Воистину, на лбу не написано…» — подумал Шумилов. — «Наверное, с такой же, если не большей, преданностью он смотрел на то, как постепенно угасал Соковников. И поправляя ему подушки, намывая его в ванной, растирая мазями, готовя травяные настои, он обдумывал, как ловчее обобрать хозяина… Скорее всего, он и дубликаты ключей изготовил, и поддельную страничку припас заранее, вскоре после того, как хозяин засвидетельствовал последнее завещание, так что даже чернила и бумага оказались теми же самыми, что использовались при написании подлинника. Несомненно, Базаров имел доступ и к дневникам Соковникова, читал их обстоятельно, неспешно, благодаря чему составил полное представление об их содержании. Поэтому, когда пришло время действовать, он быстро отыскал те записи в дневнике, которые могли оказаться разоблачительными для его игры. Обдумав свои действия и покончив с необходимыми приготовлениями, он сидел, точно паук в паутине и терпеливо дожидался часа смерти хозяина.»
— Осмелюсь спросить, Алексей Иванович, — подал голос Базаров, увидев, что Шумилов открыл глаза, — так вы с новостями к нам? Может, разбудить Василия Александровича?
«А всё-таки волнуется, бестия. Воистину, знает кошка, чьё мясо съела», — подумалось Шумилову. — «Волнуется хитрован и хочет разведать.»
— Нет, Владимир Викторович, будить барина не надо, ничего срочного и важного я не имею, — ответил Алексей. Впрочем, он не сомневался в том, что Базаров поступит прямо наоборот, и через несколько минут Соковников уже будет здесь.
Предчувствие его не обмануло. Не прошло и пяти минут, как из дверей дома отяжелевшей походкой вышел Василий Александрович. Он и в самом деле выглядел неважно: лицо осунулось и одновременно приобрело землистый оттенок. В глубине глаз гнездилась боль, взгляд словно у побитой собаки. |