|
Причем следует отметить, что именно эти черты и защищали его до последнего времени от «Большого террора» и терроров предыдущих, поменьше. Позиция «делай свое дело и не высовывайся», в общем, встречала благосклонное отношение со стороны вождя. Кому-то же и работать надо, а к стенке поставить можно и других, погорластее да побездарнее. Но теперь-то Григорий Петрович явно перешел в другую категорию. Заявил о себе, да как! Дело даже не в эпизоде с чекистами, их судьба не интересовала Сталина абсолютно, а вот то, что поблизости от него объявился человек, способный на подобное, – это совсем другое. Да мало того, Шестаков ввязался в _государственную_политику_! И весьма решительно. Сыграл на повышение и пока в выигрыше. Вся беда в том, что именно _пока_. Что ж, Лихареву этого достаточно. Даст бог, не меньше полугода продержится Шестаков _на_волне,_ а за это время много чего случиться может. – А вот что вы насчет своего семейства думаете? – спросил Валентин после третьей или четвертой рюмки. – А что тут особенно думать? Осмотрюсь немного, разберусь, в какую сторону для меня обстоятельства поворачиваются, да и привезу обратно. А пока пусть у Николая Александровича поживут, сейчас им бояться нечего, отдохнут на природе. Как-никак переживания Зое достались труднопереносимые, и в старую квартиру ей возвращаться вряд ли захочется. – Иных вариантов не рассматриваете? – Какие еще могут быть варианты. Чай, не старое время, ни в Ниццу, ни в фамильное имение отъехать не получится. Разве не так? – Так-то оно так, а все-таки поразмыслить есть над чем… Шестаков сдержанно рассмеялся. «Неловко работает сталинский порученец. Он что же, думает, так я ему все и выложу? Да, мол, не доверяю я товарищу Сталину и обещанным милостям, посему для подстраховки собираюсь, как и раньше хотел, переправить жену с детьми через финскую границу. Если б даже и имел подобные намерения, ни за что бы не признался, хоть после литра выпитого, в самом бессвязно-доверительном разговоре». – Ну, поразмыслите, Валентин, вы в таких делах не в пример меня опытнее, вдруг да и придумаете нечто этакое, что мне сейчас в голову не приходит. Вы, кстати, действительно считаете, будто мне еще какие-то опасности грозят? Мне так, напротив, кажется, что лучшего случая избавиться от меня, чем сейчас, Иосифу Виссарионовичу искать смысла нет. Как ни рассуждай, а события последних лет укладываются в строгую логику. Я ведь инженер, да и вы тоже. Политика политикой, но ведь она не более чем «надстройка». Так и в «Кратком курсе» написано. Если бы я представлял вред, да просто смутную опасность для системы, для «дела ВКП(б)», увели бы меня под белы руки из приемной, хоть до встречи, хоть после. Не увели, значит, «взвешен, измерен и признан достойным». Разве не так, Валентин? Вы ведь непосредственно на кухне служите, где готовятся «острые блюда». – Так, Григорий Петрович. На данный момент именно так. Признаны. Причем даже больше скажу – в нынешних обстоятельствах не просто полезным, а незаменимым. И ждет вас великолепный карьерный взлет. Вся беда – что станем делать, если генеральная линия вдруг изменится, а вы не успеете этот поворот отследить? Нарком снова рассмеялся. Слегка даже издевательски, выпитое совместно с Лихаревым количество вполне оправдывало подобное изменение качества. |
