КАРЛ. Силен-то силен, а в итоге четвертного все равно не хватает. Вот если бросить эту халтуру с печками, да начать по субботам и воскресеньям играть в такси…

ЭВА. На твоем месте я бы строила себе дальше. Восемь часов кладешь кирпичики и — полсотни без всякого риска. Застукает кто-нибудь — а ты просто подсобить пришел, и делу конец.

КАРЛ (откладывает вычисления). А такси чем опасней?

Эва пока муж рассуждает, несколько раз выглядывает в окно.

КАРЛ. Я же денег не вымогаю! Вот хоть сегодня: садятся муж с женой, с виду господин министр с госпожой министершей да и только, и спрашивают — как сговоримся. Я эдак вежливенько улыбаюсь: о, не беспокойтесь, я просто видеть не могу, как такие элегантные люди мокнут по часу в ожидании такси. И дунули — аж за город! Там протягивают пятерку — спасибо, шеф. Я в ответ: зачем же, бензин пока не такой уж и дорогой.

ЭВА. Тонко намекнул! (Снова подходит и выглядывает в окно.)

КАРЛ. Хамить — это для таксистов, частному сектору это не позволительно. А вот кто хорош был, так это грузин! С вокзала до Мустамяэ. И спрашивает: э, хазяин, сколько платыт будэм? А я ему эдак лихо (говорит с эстонским акцентом): а столько, за сколько ты меня Крузии катать будешь! Приехали и дает — сколько, по-твоему? Десятку! Чего ж теряться? У государства колес не хватает, а у меня, слава богу, еще крутятся. Пока кто-нибудь специально на хвост не сядет или не кинется трезвонить. (Звонок в дверь. Эва прикрывает колени и прочее подушкой, Карл хватает из шкафа старую плащ-накидку и идет открывать, сверкая голыми икрами.)

ЭВА (поспешно прячет записную книжку мужа под подушку). Здравствуйте.

КАРЛ. Здравствуйте. Простите за мой вид, но квартирные условия…

МИЛИЦИОНЕР (указывая пальцем на плащ). Протекает?

КАРЛ. Нет, это я так — дверь отпереть, под нами термоузел, и в квартире жара градусов сорок.

МИЛИЦИОНЕР. М-да-а, у нас куда прохладнее.

ЭВА (испуганно). Где это у вас — в черном вороне?

МИЛИЦИОНЕР. Там тоже, но в квартире особенно. Знаете, у меня такое дело. У вас ведь, кажется, есть…

ЭВА. Машина?

КАРЛ (оборачивается к жене, машет рукой). Что ты несешь? (Милиционеру.) Есть.

МИЛИЦИОНЕР. Машина тоже, конечно, не лишнее. Но я имел в виду сына. Иво в этой квартире проживает?

КАРЛ. В этой. До сих пор проявлял себя с очень хорошей стороны. Вот и сейчас трудится. Все давным-давно дома, а он — на работе!

ЭВА. Он поет!

МИЛИЦИОНЕР. Еще бы — после всего этого петь… Одно удовольствие!

КАРЛ. После чего — всего?

МИЛИЦИОНЕР. Ну, вы же знаете — он носил оружие.

ЭВА. Господи, когда, где?

МИЛИЦИОНЕР. Два года подряд — в армии. (От души смеется.)

ЭВА. Господи, ну и шуточки…

МИЛИЦИОНЕР. Прошу простить, если напугал, но мне показалось, что вы меня узнали, — я уже год живу на пятом этаже, в двадцатой квартире. Мы с Иво служили вместе — я годом раньше демобилизовался. Моя фамилия Херберт (кланяется) — Тоомас Херберт.

КАРЛ. Смотри-ка, теперь признаю. Верно. Иво говорил — здоровый, говорит, парень, ему — двадцать два, а выглядит на все двадцать пять. Знаете, это как инстинкт, что ли — в лицо милиционеру не смотреть. Почтение к мундиру, вероятно.

ЭВА (дружелюбно). Одного мундира хватает.

МИЛИЦИОНЕР. У меня такая просьба, нельзя ли от вас позвонить Иво? У нас в подъезде всего три телефона и…

КАРЛ. Да сделайте одолжение! Пройдите вон туда.

МИЛИЦИОНЕР. Большое спасибо. (Идет в соседнюю комнату, оттуда до навострившей уши четы доносятся слова).