Итак, вот мой план. Если мы трое сосредоточимся на двух охранниках, что находятся где-то в этом здании, и телепатически прикажем им прийти и выпустить нас, я думаю, объединенной силы наших мыслей хватит на то, чтобы запечатлеть в мозгах монстров необходимую команду и отменить отданный марсианами ранее приказ держать нас взаперти. Если нам удастся заставить стражей открыть дверь, то вы двое сможете попытаться попасть к шахте, по которой вас сюда доставили, и подняться в кратер. Тогда, как я уже говорил, вы получите мизерный шанс сделать наверху хоть что-нибудь для спасения Земли.

Я предлагаю дождаться одиннадцати часов вечера – в это время в огромном храме проводятся церемонии, и все марсиане соберутся вместе и не станут досаждать вам, пока вы будете пробираться через город к транспортному тоннелю. Ну а я тем временем силой приказа постараюсь удержать на месте двух наших стражей – это даст вам возможность сбежать.

– Но мы не можем оставить тебя здесь! – воскликнули мы с Уитли.

Ни я, ни доктор не желали даже пытаться приводить в жизнь план Холланда, пока тот не пообещает, что разрешит нам взять его с собой к туннелю. Наконец он уступил, и мы приготовились нести его к шахте.

Было уже семь вечера, и в мире наверху как раз сгущались сумерки. Но в пещере по-прежнему стоял день, и нам приходилось узнавать время только по своим часам. Оставшееся до назначенного срока время, я провел, маясь от безделья. Я наблюдал, как Уитли осторожно чистит пистолет, и сожалел, что обронил свое оружие, когда меня спускали в кратер. Я не мог понять, почему марсиане не отобрали у доктора пистолет, однако предположил, что они попросту не видели в нас тех, кто способен создать и применять хоть какое-нибудь мало-мальски опасное оружие. Впрочем, мое расстройство по поводу утраты пистолета слегка улеглось, когда Холланд извлек из-под одежды два длинных, устрашающих с виду кинжала, изготовленных марсианами, и которые, по его словам, он прятал уже очень давно. С одним из этих ножей на поясе я, по крайней мере, чувствовал себя вооруженным.

Медленно – медленно как никогда – тянулись один за другим часы, пока в несколько минут двенадцатого мы не обратились в слух, силясь уловить пение, которое означало бы, что марсиане собрались в храме перед восхождением наверх.

И вот наконец началось: послышался тихий торжественный напев, разнесшийся над мертвым городом, словно погребальная песнь. Был он в точности такой же, как и тот, что мы слышали в кратере. Печальный гимн последних – их осталось всего несколько тысяч – представителей могучей расы. Снаружи по-прежнему доносился топот неутомимо шаставших туда и обратно чудовищ-рабов, однако хлопанья крыльев слышно не было. И тогда мы поняли: пришло время попытаться осуществить наш безумный план.

Следуя тихим указаниям Холланда, мы уселись на пол и в молчании сосредоточили свои умы на двух охранявших нас монстрах, которые находились где-то в здании. Мы слали одно и то же сообщение снова и снова; швыряли его вовне мощными мозговыми волнами. Мы приказывали существам явиться, открыть дверь и выпустить нас. Однако после пяти минут непрерывной концентрации не последовало никакого отклика. Прекратив усилия, я и Уитли предались отчаянию и перекидывались теперь ничего не значащими фразами.

Но Холланд убедил нас продолжать, сказав:

– Не пускайте в свой разум ничего лишнего. Там должна быть только одна мысль, только один приказ: «Освободите нас». И когда мы выберемся из камеры – если у нас, конечно, получится, – ради Бога, удерживайте эту мысль в голове до тех пор, пока мы не покинем подземелье. Как только мы перестанем слать приказ, позволяющий нам идти, куда захочется, первоначальное распоряжение марсиан мгновенно возобладает над разумом чудовищ и те немедля пустятся за нами в погоню.

Итак, мы снова сосредоточились. И, хоть теперь нам и казалось, что минуты несутся вскачь, а не плетутся еле-еле, как совсем недавно, мы не позволяли отчаянию просачиваться в наши мысли.