– Что случилось?

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами.

– Я внезапно поняла, почему ты показался мне знакомым.

– И почему же? – спросил Старбак, чувствуя, как екнуло у него сердце. Что, если он похож на какого-нибудь ее знакомого? Кого-то ей неприятного?

Из голограммных дисков Джулианны он узнал, что земляне – крайне эмоциональная раса, а женщины в период месячного цикла отличаются особенной переменчивостью настроения.

Что ему делать, если она вышвырнет его обратно в ледяную мглу, бросит его на произвол судьбы?

– Ты был героем моей фантазии.

Ее голос, ни разу не дрогнувший во время перипетий прошлой ночи, сейчас вдруг стал тоненьким и слабым.

– Ты мне снился.

– Снился?

– Ну, вообще-то я как бы грезила наяву. Перед тем, как начались эти звонки насчет НЛО.

Значит, его видели. Старбак лелеял надежду, что огни северного сияния помогли ему остаться незамеченным.

– Звонки об НЛО?

– О, ерунда! В полнолуние всегда случается парочка дурацких звонков. Мне кажется, что и вспышки на солнце тоже влияют каким-то образом, – поделилась она с ним своими соображениями. – Не знаю только, есть ли этому какое-нибудь научное обоснование.

Он-то знал обоснование, но решил, что будет неразумно излагать его, не объяснив дополнительно, что теория, доказывающая влияние вспышек на солнце на эмоциональное состояние человека, появится лишь спустя пять солнечных циклов.

В памяти Старбака что-то щелкнуло.

– Ты сказала, что твоего брата зовут Дилан Прескотт?

Базовая теория возникновения вспышек на солнце, которую до сих пор читали на начальных курсах по астрофизической психологии, была выдвинута ученым по имени Дилан Прескотт.

Собственно, единственными землянами, удостоившимися упоминания в сарнианских учебниках, были Галилей, Коперник, Ньютон, Дарвин, Эйнштейн, Прескотт и Пурнелль.

При этом во всех примечаниях указывалось, что эти семеро не являлись рядовыми представителями своего вида. Авторы учебников считали своим долгом везде подчеркивать, что эти ученые были величайшим исключением.

– Точно, – ответила Черити. – О Господи, так ты здесь именно для этого? Собираешься его завербовать?

– Завербовать?

– Все университеты, все мозговые центры страны – точнее, мира – охотятся за моим братом с тех пор, как ему исполнилось девять. Медицинский колледж он закончил в восемнадцать, – сказала она. – Потом поступил в Массачусетский Технологический институт и за два года получил докторскую степень в области физики. Вот тогда-то все словно с ума посходили. Взвесив все предложения, он устроился в одно известное научное учреждение Бостона, но проработал там недолго.

– А что случилось? Работа не соответствовала его способностям? – Не так-то просто, решил Старбак, соответствовать выдающемуся интеллекту Дилана Прескотта.

– Дилан меня так и не посвятил в подробности. Знаю лишь, что он уволился внезапно, после нелицеприятного разговора с Эрланом Клинхофером, директором института. Речь, кажется, шла о подтасовке результатов какого-то эксперимента. Ты себе представить не можешь, насколько жестокой бывает конкуренция в научном мире, – сообщила она Старбаку. – Ну и вот, оставив Бостон, Дилан открыл свою лабораторию в этой глухомани. Здесь ему никто не мешает.

Старбак на личном опыте убедился, каким жестоким может быть якобы возвышенный, идеалистический мир научных исследований.

Однако его тягостные воспоминания об исключении из Института Науки уступили место радости от известия, что Дилан Прескотт живет здесь, на Касл-Маунтин, в штате Мэн.