57

Он не отвел глаз, не смутился. Его взгляд остается прямым и открытым.

Он ей верит.

Что бы Анна ни говорила и как бы ни была уверена, что мнение окружающих ничего не изменит, сознание того, что Тим ее не винит, наполняет девушку приятным теплом и приносит неимоверное облегчение. Напряжение, которое обычно держит Анну в плену и заставляет бояться, слабеет. Она всей кожей чувствует приятное тепло, сердце раскрывается навстречу радости, непривычной и всеобъемлющей.

58

— Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать, — говорит она, встает, протягивает руку, и по ее лицу я понимаю, что Анна хочет отвести меня на чердак.

В одном углу стоит детская кроватка. Рядом — большое кресло. Кроватка застелена мягким одеяльцем, над ней висит яркая подвеска с желтыми уточками и красными шариками. Сбоку — комод, на котором стоят многочисленные фотографии в рамочках. Анна с ребенком на руках. Портреты Бенджамена.

Анна подходит к кроватке и заводит подвеску. Уточки начинают кружиться, звучит тихая колыбельная.

— Я просто прихожу сюда и сижу. — Она опускается в кресло. По лицу девушки снова текут слезы. Анна испускает дрожащий вздох. — Я притворяюсь, что Бенджамен вот-вот проснется. Что ничего не случилось. Что он не умирал. Иногда даже самой удается поверить. На несколько секунд. Иногда у меня возникает удивительно радостное ощущение, как будто я самая обыкновенная мать, которая ждет, когда малыш откроет глазки. И тогда я почти счастлива. Ради таких моментов стоит жить… — Она берет одеяльце, прижимает к лицу, закрывает глаза. — Я раньше чувствовала запах сына. Долго-долго. Теперь он выветрился. Но все-таки одеяльце напоминает мне о Бенджамене.

— Ты часто здесь бываешь? — спрашиваю я.

Анна кивает.

— Я в любом случае почти всегда одна, с тех пор как уехали Фиона и Маркус. Так почему бы и нет?

— А отчего они уехали? Ты ведь нуждалась в помощи. На их месте я бы побыл с тобой.

Некоторое время она молчит. Не поднимая глаз, складывает одеяльце вдвое и разглаживает ткань.

— Конечно, они хотели помочь. Не сомневаюсь, что хотели. Но вряд ли Фиона выдержала бы. Я чуть не сошла с ума, когда Бенджамен умер, мне было очень плохо. Представь себе мое нынешнее состояние, помноженное на десять. Только вообрази, каково жить с таким человеком день за днем.

— Да уж, непросто, — отвечаю я.

— А теперь представь себе, что ты Фиона. Человек, который ненавидит проявления эмоций даже на нормальном уровне. Маркус пытался мне объяснить. Он сказал, что у них было очень беспорядочное детство, и теперь, став взрослой, Фиона старается всегда контролировать ситуацию вплоть до мелочей. Ну а скорбь контролировать нельзя. И нельзя даже по-настоящему помочь человеку, который потерял близких. — Она грустно усмехнулась. — Наверное, Фиона испугалась, что моей депрессии не будет конца. Она решила, что бесполезна.

— Да, наверное, я понимаю. Но… раз уж я начал задавать вопросы…

Я замолкаю. Анна поднимает голову.

— Продолжай.

— Зеленая комната. Она раньше была твоей? Там спали вы с Бенджаменом?

— Да, — говорит она. — Фиона и Маркус помогли мне с ремонтом.

— И ты перебралась в комнатку поменьше, когда он умер?

— Я не могла больше там находиться. Не могла спать. Поэтому я заняла старый отцовский кабинет, — объясняет Анна. — Остальные комнаты казались слишком большими и пустыми.