— А ты никогда не думала переехать отсюда? — осторожно спрашиваю я. — Продать Фэрвью и купить что-нибудь поменьше?

Анна качает головой.

— Нет. Это дом Бенджамена. Здесь он жил. Я не могу отсюда уехать.

Некоторое время мы молчим, и я гадаю, что будет дальше. Что делать, если человек сломлен и печален? Все слова кажутся неуместными. Анна пережила огромное глубокое горе; мы как будто живем в двух совершенно разных мирах. У нас общие язык и культура, но это лишь верхушка айсберга. Внутри Анна совсем иная, чужая, и я напуган. Раньше я прекрасно понимал, чего хочу от нее — секса — но теперь мои желания кажутся неуместными и немыслимыми, даже жестокими.

Должно быть, она ощущает мое смущение, что встает, берет меня за руку и смотрит прямо в глаза. Выражение лица у девушки искреннее и пылкое.

— Тим, можно я попрошу об одной услуге?

— Не вопрос.

— Ты не… — Анна замолкает и вздыхает. — Ты стал иначе ко мне относиться. А я этого не хочу. Честное слово, не надо. И толку все равно никакого. Да, я грущу. Допустим. Мой ребенок умер, поэтому я буду грустить всегда. Но ведь в моей жизни есть и другие вещи. Я по-прежнему девушка, и вчера я вспомнила об этом и впервые со смерти Бенджамена развеселилась. Да, то, что я рассказала, очень грустно и серьезно, но, пожалуйста, забудь о моих бедах хоть ненадолго. Я хочу радоваться. Хочу поцеловать тебя. Хочу вернуть приятные минуты. Вчера вечером я ощутила себя живой как никогда… поэтому, пожалуйста, перестань смотреть на меня как на калеку и посмотри, как вчера — как будто я тебе нравлюсь, как будто я привлекательная…

Она делает глубокий вдох и улыбается. Щеки раскраснелись, глаза влажные. Анна кажется редкостно красивой.

— Ты правда мне очень нравишься, — говорю я. — И ты очень привлекательная.

— Тогда поцелуй меня, — просит Анна.

И я целую.

59

Они возвращаются в комнату Тима. Движутся медленно, осторожно, обоим поначалу неловко, хотя они и пытаются изображать уверенность. Тим и Анна раздеваются, забираются под одеяло, и, как только они погружаются в уютную теплоту, неловкость исчезает. Они придвигаются ближе, прижимаются, целуются. Торопиться некуда. Они часами трогают и целуют друг друга. Анна не открывает глаз, чтобы сосредоточиться на ощущениях. На том, как Тим прикасается пальцами к ее животу, как целует шею. На соленом запахе его кожи, на колючей щетине. Когда она все-таки открывает глаза, то видит, что Тим улыбается; зелено-карие глаза лучатся морщинками в уголках, а на лице выражение удивления и восторга.

Она временно счастлива, увлечена моментом. Анна вспоминает, что такое дарить радость и получать удовольствие. Что такое ощущать себя живой.

60

На следующее утро я просыпаюсь поздно. Анна еще спит. Она свернулась клубочком, лежа на боку лицом ко мне. Лицо у девушки умиротворенное, губы слегка раздвинуты, словно в улыбке, и я радуюсь — радуюсь оттого, что сделал ее счастливой. Я встаю как можно тише и иду на кухню варить кофе.

Я автоматически совершаю знакомые действия, в то время как мысли упорно возвращаются к событиям минувшего вечера. Я, разумеется, не девственник, и не скажешь, что для своего возраста особенно неопытен, но в постели с Анной я пережил откровение. Я никогда еще не занимался любовью так долго, неспешно и вдумчиво. Никогда еще так не заботился о партнере. Никогда не сознавал, каким прекрасным и преображающим может быть секс.

Когда я отношу кружки наверх, Анна уже сидит, подоткнув простыню под мышки. Она улыбается и впускает меня под одеяло.

Как ни странно, Анна, обнаженная и уязвимая, кажется на удивление открытой и спокойной.