Драгана смотрела на дом, на усадьбу и на недавно зазеленевший огород, и чем–то далёким, родным и знакомым повеяло на неё ото всех старых полуразрушенных построек, от этих ярко–зелёных и будто вдруг повеселевших грядок, и от холма, и от соседних, таких же ветхих, с разбитыми стёклами домов.

Вышла немолодая, но ещё и не старая женщина и с нею стайка ребятишек, полураздетых и худых, — видно, что они голодали.

Вукица представила хозяйку:

— Это наша мама. Её зовут Милицей.

Драгана подошла к ней, протянула руку. Затем привлекала к себе малышей, говорила:

— Меня зовут Драганой. Я сербка, но живу а Америке. В вашей деревне жили мои бабушки и дедушки. Это и моя деревня.

Милица спросила:

— А какая у вас фамилия?

— Станишич. Мы Станишичи.

— И наша фамилия Станишич. Мы тоже Станишичи. Мне бабушка говорила: её племянник живёт в Америке и будто бы очень богат. Раньше он присылал нашим родителям деньги, но потом перестал. Видно, и он обеднял. А тут ещё и албанцы с гор прихлынули. Может, они на почте забирают его деньги?

Драгана вся сжалась от этих слов, сердце её колотилось, в висках стучало. Она прижалась к Милице, шептала ей на ухо:

— Родные мы, родные… Вы не будете больше жить вот так, как живёте. Я позабочусь, я помогу вам.

Дети стояли возле них тесным кружком и неотрывно, не моргая смотрели на такую важную и нарядную тётю. Не понимали, за что она любит их маму, зачем она к ним приехала и кто она такая. Дети не только умнее, чем мы о них думаем, они ещё и видят больше, чем мы, взрослые, тонко чувствуют каждое движение нашего сердца.

И в эту минуту в избу вошла маленькая девочка, вся в лохмотьях, бледная и худая — в чём только душа её держалась. Смело подошла к Драгане, закинула вверх головку и тоже смотрела на неё во все глаза.

Драгана обняла её за плечи, склонилась над ней.

— Ты тоже здесь живёшь?

Девочка замотала головой:

— Нет, я нигде не живу.

— Как?.. А как же ты? Где–то ты, всё–таки, живёшь?

Девочка замотала головой: нет, она нигде не живёт.

— А как тебя зовут?

— Ивана.

Она подошла к плите, вынула из кастрюли картофелину, показала тёте:

— Во!.. Это я им принесла.

Драгана взяла картофелину, повертела в пальцах. Она была гнилой, сквозь кожуру проглядывала белая мякоть. Картофель превратился в крахмал.

Вукица пояснила:

— Такую картошку тоже едят.

А Драгана спросила Ивану:

— Кто же тебе дал эту картошку?

— Никто не дал. Вон домик… Я там взяла. Люди уехали, а картошку в ведре оставили.

— Ты так хорошо говоришь. Сколько же тебе лет?

Ивана показала четыре пальца. И ещё половину пальца на другой руке.

Драгана села на табурет.

— У тебя есть сестра?

— Нет. И мамы нет, и папы. Их убили албанцы.

Драгана молчала. Ей было душно и страшно. Чудовищное горе навалилось на это крохотное существо, а оно живёт, оно дышит — оно несёт картошку другим людям.

Тихо проговорила:

— Ивана, ты хочешь быть моей сестрёнкой? Ну, скажи: хочешь? Я тебе буду сестрой, самой родной. А? Хочешь?..

Девочка кивнула.

— Вот и славно. Отныне мы с тобой никогда не расстанемся. Будем всегда вместе. Поедем в страну, где я живу, и там ты увидишь море, будешь купаться и загорать на песочке. А?.. Поедешь со мной?..

Девочка кивнула. И вдруг обхватила Драгану за шею и крепко–крепко прижалась к ней. А Драгана ещё сильнее расплакалась. Гладила головку малютки, целовала. И слышала, как слёзы текут по её щекам.