— Нет никаких овощей? — спросил Тура.

— Откуда они здесь возьмутся? — Он положил вилки и хотел удалиться, но Тура, сноровисто осмотревший вилки, тут же вернул его. — Мы просили свободные вилки. Этими же кто-то ел! Верни ему!

Официант унес вилки. По дороге он пожаловался все той же пьяной компании:

— Вилки, видишь ли, ему не нравятся…

Мириш Баларгимов подмигнул сидевшему рядом эстраднику, а официанту сказал многозначительно:

— Поменяй! Надо его уважить…

Официант сменил вилки.

— Шашлык жесткий, переперченный, острый, похожий скорее на любовь, на неразделенную любовь, — заметил Саматов.

Они выпили.

Тем временем оркестр грянул что-то уже совсем неприличное. «Золотая молодежь» из милиции хотела развлечься.

Друг Мириша Баларгимова — эстрадник, — не первой молодости, ничем не примечательный мужичок, заметно поддатый, принялся исполнять сольный танец.

Саматов и Анна не сразу заметили, как он приблизился к их столику. Теперь он танцевал почти рядом с ними. Жесты и па его были явно непристойны. Танцор искал скандала. Компания Мириша одобрительно следила за ним. В конце «танца» эстрадник как бы случайно сбросил со стола посуду. За что и был тут же наказан.

Опыт, приобретенный Турой в результате долгого пребывания в тюрьме, пригодился.

Секунда — и Саматов уже держал танцора крепкими, привыкшими к схватке руками.

Музыка смолкла.

Еще момент — и Тура мог свернуть обидчику шею. Но законопослушный гражданин уже брал в нем верх, Саматов тряхнул его с силой.

Этого оказалось достаточно. Эстрадник протрезвел. Подняв руки и бормоча извинения, двинулся прочь.

Ужин был испорчен. Тура и Анна поднялись.

— У меня предложение, — сказала Мурадова, — перенести наш ужин на другую дату и в другое место.

— Может быть…

Саматов оставил на столе деньги и вслед за Анной направился к выходу.

Все молчали, глядя, как они покидают ресторан.

У стола, где сидела компания Мириша, Саматов неожиданно остановился и на блатной манер отбил колено чечетки.

Анна обернулась, удивленно следила за ним.

Закончив па, Тура, так же ни на кого не глядя, спокойно, вместе с Анной, вышел из зала.

Предвечерние сумерки над морем разрезала сигнальная ракета, это шеф браконьерского Берега Баларгимов подал сигнал лодкам причаливать. Ракета ненадолго осветила пустынную прибрежную полосу, метеостанцию и рассыпавшиеся по песку сараи-»козлятники».

И снова прибытию лодок предшествовал далекий приближающийся рев моторов, словно в море разгонялся реактивный авиалайнер.

Браконьерское предприятие работало круглосуточно.

Залаяли собаки. Двое рыбаков потащили весы к месту взвешивания рыбы, поодаль, как и раньше, смирно жались оптовики-покупатели, перекупщики.

Прибывавшие лодки были загружены рыбой. Браконьеры глушили моторы, подходили к берегу.

Однако, оказалось, на этот раз за браконьерами следили.

Инспектор Рыбоохраны Сергей Пухов — рыжеволосый, в брезентовой робе, наблюдал в бинокль за происходящим. Потом он притянул ближе висевший у него на груди фотоаппарат с телеобъективом.

Теперь каждый щелчок затвора фиксировал на пленке происходящее. Стоп-кадры следовали друг за другом. Щелчок — и номер автомашины… Открытый для погрузки багажник… Человек с осетровыми рыбами рядом с машиной… Лодки… Лицо браконьера… Еще… Еще…

Он фотографировал, когда совсем рядом внезапно раздался чей-то голос:

— Вот он! А тебя предупреждали, Пухов!..

Пухов обернулся, но тяжелый сухой щелчок выстрела опередил его.