|
На палубе находилось еще несколько путешествующих. Богатый итальянский чиновник с семьей, толстый и очень крикливый, пара монахов и несколько человек без определенного рода и звания. Последние, вероятно, ехали искать новую жизнь, остальные — в паломничество к Гробу Господню. От надстроенной на корме каюты, пошатываясь и держась за борт, приблизился граф Гуго Шампанский. В отличие от своего блистательного младшего брата Этьена, граф Гуго Шампанский был неловок и сер. Бледнея от накатывавшей тошноты — он совершенно не переносил качку — граф изо всех сил пытался выглядеть энергичным и бодрым. Это давалось ему с натугой, и напускная веселость постоянно отдавала фальшью. К тому же веселиться граф совсем не умел. — О, Гуго, мой друг, как я рад, наконец, добраться до Палестины! — граф Шампанский обнял за плечо своего вассала. — Сколько горьких слез я пролил, что не присоединился к вам во время похода! Причину, по которой сюзерен отказался от идеи участвовать в Крестовом походе вместе со своим братом, Гуго де Пейен хорошо знал. Причина была белокурой и голубоглазой, была повенчана с графом законным браком и воспитывала дитя. Вся беда в том, что граф Шампанский не доверял супруге. А чуждые черты, не напоминавшие ни его, ни жену, все яснее прорисовывались на детском лице. Похоже, опасения имели твердую почву, и граф Гуго тяжело страдал. Упустив из-за слепой ревности возможность прославить свое имя, граф пытался теперь найти забвение в путешествии по Святой земле. — Да, монсеньор, это были лучшие дни для каждого из нас, несмотря на тяготы и невзгоды. Но в Иерусалимском королевстве есть еще много шансов проявить свое усердие и силы. — Жаль, что твой Тибо не пожелал стать оруженосцем. Сейчас был бы с тобой. Я научил бы его искусству военного дела. — Монсеньор, мальчик с юных лет почувствовал призвание к Богу. Он только и мечтает о том, чтобы постричься в монахи. — Похоже, у него есть пример! — граф Гуго с улыбкой посмотрел на своего тезку. — Сеньор Гуго, а ты еще не раздумал? Гуго де Пейен стал серьезен и покачал головой. Граф Шампанский вдруг встал на цыпочки и заглянул ему за плечо: — О, да тут сама прорастает тонзура! В этот раз шутка была уместной. Годы брали свое, и в гус¬тых вьющихся волосам шевалье наметилась едва заметная плешь. Гуго де Пейен улыбнулся, и серьезность момента словно сняло рукой: — Монсеньор, у меня есть время подумать. — Бедная мадам Тереза. Остаться одной такой молодой и красивой... Если бы эту фразу произнес ловелас и повеса граф Этьен де Блуа, то в ней поровну было бы сарказма и дурного намека. Гуго де Пейен посмотрел в глаза господину. Нет, там гуляли только собственные тоска и печаль. Шевалье Гуго де Пейен возвращался в Иерусалим. Теперь он сопровождал сюзерена, пожелавшего найти лучший удел. Это был хороший союз. Сердце рыцаря рвалось в Палестину, граф Шампанский бежал от себя. И тот и другой искали душевного утешения в Палестинской пустыне. Через несколько часов очертания Яффы стали хорошо различимы. Шпирон — надводный таран на носу — четко держал прицел на портовую гавань. Светлый камень домов и стен, финиковые пальмы, торговые и военные галеры и повсюду вокруг — крошечными белыми мазками паруса рыбацких лодок. Сердце бешено колотилось. После нескольких дней морского пути, от Константинополя до Яффы, ноги отвыкли от твердой земли. Чувствовалось, что тебя все качает. Легко и молчаливо сошли на берег монахи, закинув за плечи вещевые мешки. С криками и возгласами на пирс вывалилось все итальянское семейство, пересчитывая свои тюки. Следом граф Шампанский нетерпеливо сбежал по трапу на берег. Все теперь вызывало в нем детский восторг. И черные, как смола, эфиопы и мавры, и верблюды, и яркие восточные краски, платки и тюрбаны на головах мужчин — буквально все. |
