Откуда она взяла, что я плачу? Я пел, а не плакал. Весёлую песню пел.

— Не лезь, не трожь! — я еле оттащил Иванову от воза с сеном. Потом отвёл в сторону Ромку. Я начал им втолковывать, что с Ведром мы теперь друзья, что подружились на веки веков.

Зойка ничего не хотела понимать. Давно известно, что если она на кого-нибудь обидится, то не будет разговаривать дня три. Даже если на перемене во дворе школы начнём играть в догоняшки, она всё равно не будет догонять того, на кого обиделась. Она такая…

— Испугался! — начала Иванова упрекать, — Ты, Петренко, подлиза. Ты мне руку у сада не дал. Подлизываешься? Я сейчас домой уйду от тебя, не поеду с вами никуда, раз ты такой подлиза и трус.

— Уходи на здоровье, — сказал Ромка. — Никто плакать по тебе не будет.

Плохо он знал нашу Зойку.

— Раз так, то не уйду. Вот назло не уйду, — сразу передумала Иванова. — Не уйду!

— Хватит спорить! — пытался я их примирить. И чего они спорят? — Куда мы плывём? Деда искать… Моторку искать. С Валькой Ведерниковым мы помирились. Он поможет нам лодку найти. Пошли, спросим его про лодку. Он хороший. Он песню про раненую лошадь знает.

— Идите, идите! — сплюнула с презрением Иванова. — Подлизы.

Мы вернулись к возу. Валька сидел наверху, на сене, и глядел в сторону, точно не видел нас.

— Валь, — позвал я. — Посмотри, не пожалеешь.

Я выдернул у Ромки из-за пояса доисторический пистолет, поднял над головой, чтобы с воза было хорошо видно. Валька увидел, скатился на землю, схватил двумя руками пистолет, прицелился в летящую ворону, потом в стог сена, в куст, ещё куда-то и замотал головой:

— Вот это да! На охоту идёте? На зверя?

Тут я ему и рассказал… Всю правду. Про всё. Что нужно спасать Паньку, пока она живая. Но про то, что я налил в бочку философский камень, я не стал ему рассказывать… Не обязательно ему всю правду знать. Если я Ивановой всю правду не рассказал, то ему-то тем более.

— У кого красная моторка? — задумался Валька. — Надо поспрашивать. Айда со мной в деревню! Свезём сено, отведём лошадь на конюшню и разыщем хозяина.

— А как же плот? — сказала Зойка и опять с презрением сплюнула. Как какой-нибудь невоспитанный мальчишка.

— Привяжите к коряге, никто не тронет. Я отвечаю, — заверил нас Валька Ведерников, по кличке Ведро.

В гостях

Жили Ведерниковы в центре села. У церкви. Спереди, в здании церкви, была мастерская, в ней ремонтировали машины, сзади было окошечко и висела вывеска «Сельпо». Это так в Песковатке магазин назывался. Почему он так назывался, я не знаю. «Сель», наверное, «сельский», «по»… Что «по»? «Поселковый»? Может быть, и совсем что-нибудь другое и вовсе не «поселковый». Мне некогда было думать, я есть хотел. До того хотел, что спать хотелось.

Дом Ведерниковых был с соломенной крышей. Когда мы подошли, из калитки вышла Валькина мать. Она на ходу повязывала голову белой косынкой.

— Сынок, — сказала она протяжно. — Что так долго оборачивался?

— Людей встретил, — показал на нас Валька.

— Чьи же это будете? — оглядела нас Валькина мать. — Что-то не признаю. Чьи же вы будете?

— Они городские, — пояснил Валька.

Странно как-то они говорили: «Чьи же вы будете?», «Не признаю».

— Отдыхать прибыли? — поинтересовалась Валькина мать.