«Какого черта они приезжали к Вяткину? А может, забрали снимки?» – в своих догадках она была недалека от истины.

Савина выбралась из машины, вынула пакеты, затем вошла в подъезд и вызвала лифт, двери которого открылись тотчас. На ее звонок не последовало никакой реакции.

«Может, в лаборатории сидит, или в ванне?»

Эмма долго копалась, отыскивая ключи от квартиры фотографа. Они оказались на дне сумки среди тюбиков помады.

«Ну вот, наконец-то!»

Ключ вошел в замочную скважину, легко повернулся, и Савина, нажав на ручку, толкнула дверь.

В квартире царила тишина, слышно было, как где-то в ванной падают крупные капли.

– Эдуард! Эдуард! – негромко окликнула Эмма.

Никто не отозвался.

– Ты где, в лаборатории, что ли?

Но войдя в большую комнату, Эмма замерла.

Вяткин сидел в кресле с поникшей головой, темные пряди волос свисали на глаза.

– Эй, Эдуард!

Она тронула фотографа за плечо и тут же увидела жгут на полу у кресла, а на столике ампулу и шприц.

– Ты что, колоться начал? – Эмма потрясла Эдуарда. – Перестарался, наверное? – безжизненное тело качнулось, голова запрокинулась.

На Савину смотрели пустые остекленевшие глаза. До Эммы дошло, что фотограф мертв. И тут же она вспомнила, кто только что выходил из подъезда.

«Сволочи! Мерзавцы!» – Эмма засуетилась, дернулась, зацепила коленом журнальный столик, шприц и ампула оказались на полу, ампула разбилась.

– Что делать? Что делать? – бормотала Эмма, все еще продолжая сжимать в одной руке ключи, а в другой – два целлофановых пакета с аппаратурой.

Как она оказалась на улице, как села в машину, видел ли ее кто-нибудь, когда она покидала подъезд, – этого Эмма не помнила. Ее парализовал страх – липкий, жуткий, холодный. Она дрожала, зубы стучали, выбивая чечетку, руки тряслись, колени подкашивались.

Савина бросила на переднее сиденье машины целлофановый пакет и сама влезла следом. Затем она закрыла и заблокировала дверь, словно это могло ее от чего-нибудь спасти. Уже в машине Эмма понемногу пришла в себя.

«Что же это такое? За что они его? Что им сделал Эдик? Такой хороший человек, безобидный гомик…»

Эмма знала, что Эдуард никогда не баловался наркотиками, у него на это просто-напросто не оставалось времени, он постоянно был в работе. То там съемки, то тут, то один срочный заказ, то другой.

– Они его убили… Убили, потому что ему что-то известно! – решила Эмма. – У них были такие зверские рожи, когда они выходили от него! – бормотала она, словно в бреду.

И тут, как молния среди ясного неба, ее поразила догадка.

«Все это неспроста, и следующей жертвой могу оказаться я. Но за что? Почему? Да, я переспала с генералом, но ведь об этом просил сам Бутаков. Я сделала лишь то, о чем он просил, я ни в чем не виновата. Просто выполнила свою работу…»

Эмма Савина посидела в машине, затем вытащила из сумки пачку сигарет, нервно закурила. Сделав несколько затяжек, вспомнила страшные глаза Эдуарда, и ей мгновенно стало не по себе. Она почувствовала, что тошнота подступает к горлу, что ей не хватает воздуха. Эмма, хоть и боялась, но опустила стекло и жадно, как рыба, выброшенная на берег, стала ловить ртом воздух. Закашлявшись, она прикрыла рот руками, как будто опасаясь, что кто-то услышит этот предательски громкий кашель.

«Нет, отсюда надо смываться, и как можно скорее. У меня нет времени, здесь нельзя оставаться!»

От страха она не понимала, что вполне возможно, самое безопасное место сейчас – в этом дворе.

Ведь на квартире у нее была засада.