Последнее чаще. Если бы вы
мне сейчас заявили, что ночью в воскресенье вошли в ту комнату, обнаружили труп Йигера, позвали Переса помочь вытащить его из дома и спустить в
яму, это не было бы уликой. Полиция не имела бы достаточных оснований привлечь меня к ответу, если бы я не сообщил ей о вашем заявлении: я бы
только поклялся, что посчитал ваш разговор ложью.
Она уселась в кресле поглубже и произнесла:
– Воскресной ночью меня в той комнате не было.
– Не улика. Возможно, вы говорите неправду. Я только объясняю всю щекотливость нашего положения. Вы обещали заплатить мистеру Гудвину тысячу
долларов за то, чтобы он нашел вашу сигаретницу, сохранил ее для вас и возвратил позже по своему усмотрению. Мы не можем принять такое
предложение – оно обяжет нас утаить сигаретницу от полиции, даже если станет очевидным, что она может помочь установить преступника или его
задержать, а это слишком большой риск за тысячу долларов. Вы можете получить ее за пятьдесят тысяч – наличными или чеком с визой банка о
принятии к платежу. Вы согласны?
Мне кажется, он говорил серьезно. Мне кажется, он отдал бы ей сигаретницу за тридцать кусков, а то и за двадцать, если б у нее хватило глупости
заплатить. Он позволил мне отправиться на Восемьдесят вторую улицу с пятью сотнями в кармане по одной и только одной причине – посмотреть, не
унюхаю ли я возможности сорвать изрядный куш, и, если б она оказалась настолько глупой или испуганной, чтобы выложить за свою сигаретницу
двадцать кусков, не говоря уж о пятидесяти, он бы поставил на этом точку и предоставил полиции самой распутывать убийство. Что до риска, то он,
бывало, рисковал и покрупней. Обещал же он только вернуть сигаретницу, но не забыть о ней.
Она уставилась на него во все глаза.
– Вот уж не думала, – заявила она, – что Ниро Вульф окажется шантажистом.
– Толковый словарь, мадам, этого тоже не думает, – сказал он, развернув кресло лицом к столику, на котором отжили свой век три «Вебстера» , а
теперь лежал четвертый, совсем новый. Отыскав нужную страницу, он зачитал: – «Шантаж. Уплата денег в результате запугивания, а также
вымогательство денег под угрозой разглашения компрометирующих сведений, разоблачения или общественного осуждения». – Он повернул кресло на
место. – Не подходит. Я вам не угрожаю и вас не запугиваю.
– Но вы… – она посмотрела на меня, потом опять на него. – Откуда у меня пятьдесят тысяч долларов? С таким же успехом вы могли потребовать и
миллион. Что вы намерены сделать? Отдать ее полиции?
– Только если вынудят обстоятельства. Все будет зависеть от ваших ответов на мои вопросы. Были вы в этой комнате вечером или ночью в
воскресенье?
– Нет, – ответила она, подняв голову.
– Когда вы были там в последний раз? Сегодня не считается.
– Я не говорила, что там бывала.
– Отъявленная ложь. Ваше утреннее поведение. Предложение мистеру Гудвину. У вас имелись ключи. Когда?
Она закусила губу. Через пять секунд:
– Больше недели назад. В позапрошлую субботу. Тогда я и забыла сигаретницу. О господи! – Она протянула руку, и видно было, что она не играет: –
Мистер Вульф, это мне может стоить карьеры. С той ночи мы не встречались. Я не знаю, кто его убил и с какой целью, вообще ничего не знаю. Зачем
вам меня в это втягивать? Какая вам от этого польза?
– Утром, мадам, не я вас туда втянул. Я вас не спрашиваю, часто ли вы приходили в эту комнату, поскольку ваш ответ ничего не даст, но, когда вы
туда явились, видели ли вы там других?
– Нет. |